Филип Фармер - Пауки багрового мага

Бенна взглянув на предмет в своей руке, что-то произнес. Маше показалось, что он выругался, но она была не уверена; он говорил на диалекте Илсига.

Ребенок постепенно затихал; видимо, мать дала ему грудь, или вероятнее, напоила водой с легким наркотиком.

Бенна снова запустил руку под тунику и достал еще что-то. Он облепил этим первый предмет и швырнул по направлению к крысе.

Огромная серая бестия отскочила назад, в тот момент, когда рядом с ней тяжело шлепнулся комок, похожий на камень. Через мгновение, крыса подскочила к нему, и принялась недоверчиво обнюхивать. Еще через секунду она прикоснулась к нему носом, видимо пробуя, и он исчез в ее пасти.

Маша наблюдала за происходящим из трещины в старой стене дома. Этот дом был покинут давным-давно. В течении многих лет он понемногу разваливался, и его обходили стороной даже самые отчаянные бродяги и разбойники. Поговаривали, что дух Лабуу — Сжатые Кулаки, охраняет это место после смерти. Никто не испытывал особого желания проверить, есть ли в этих россказнях хоть капля правды.

Юноша на углу беспомощно оглядывался. Похоже, он был не в состоянии решить в какую сторону бежать. Вдруг он пошатнулся и застонав рухнул на колени, пытаясь смягчить падение вытянутыми вперед руками.

Маша решила предоставить его воле Судьбы. Вполне объяснимый импульс. Но внезапно юноша застонал, и ей показалось, что он говорит что-то о драгоценном камне.

Она застыла. Неужели он сунул камень внутрь чего-то, скорее всего в кусок сыра, и бросил крысе? Вещь, стоящую больше, чем повитуха смогла бы заработать за всю свою жизнь! Если бы она каким-то образом смогла прибрать его к рукам… Мысли в голове бешено метались, сердце колотилось, ей стало тяжело дышать. Драгоценный камень! Драгоценный камень? Может она сможет покинуть свою жалкую лачугу и перебраться с матерью и детьми в приличный район. И наконец-то бросить свою работу.

Это означало избавление от Эвроена.

Правда, риск с каждой минутой становился все больше. Она не слышала преследователей, но они скорее всего, где-то рядом. Крутятся поблизости, заглядывая в каждый дом. Или, вероятно, один из них выглянул за угол и обнаружил Бенну. И сообщил об этом остальным, и они готовятся выскочить из-за угла и внезапно напасть.

Она представила их руки, сжимающие длинные ножи.

Если она все же попытается что-то предпринять и проиграет, то погибнет. Мать и дочери останутся без поддержки. Им придется просить подаяние; Эвроен наверняка не поможет. А Хенду и Кхим, пяти и трех лет от роду, будут расти в нищете, и если не умрут раньше, станут детьми-проститутками. Это было практически неизбежно.

Пока Маша в нерешительности стояла, зная, что остается всего несколько секунд, а может быть и того меньше, для решительных действий, тучи снова закрыли диск Луны. Это все и решило. Она бросилась через улицу, по направлению к Бенне. Он продолжал лежать в грязи, всего в нескольких дюймах от вонючего собачьего дерьма. Выхватив из ножен свой кинжал, опустилась на колени и перевернула Бенну на спину. Он ойкнул от ужаса, почувствовав чье-то прикосновение.

— Все в порядке! — тихо произнесла Маша. — Слушай! Сможешь встать, если я помогу тебе? Я уведу тебя отсюда!

Она оглянулась назад, пот разъедал глаза. Никого не было видно, но если преследователи были в черном, то на таком расстоянии их не разглядеть.

Бенна застонал и тихо пробормотал:

— Маша, я умираю.

Маша стиснула зубы. Она надеялась, что он не узнает ее по голосу, во всяком случае до тех пор, пока она не отведет его в безопасное место. Ведь если преследователи захватят его живым и выбьют из него ее имя, то немедленно бросятся за ней в погоню. Они решат, что драгоценный камень, или что там они ищут — у нее.

— Глупости. Вставай, — сказала она и изо всех сил принялась тянуть его вверх. Маша была небольшого роста, около пяти футов, и весила восемьдесят два фунта. Но у нее были мускулы кошки, к тому же страх многократно увеличивал силы. И ей удалось поднять Бенну на ноги. Согнувшись под его весом, она повела его к приоткрытой двери углового дома.

От Бенны пахло как-то странно, тело воняло гниющим мясом, но запах был необычный, не похожий ни на один когда-либо слышанных ею. Он пробивался сквозь застоявшийся запах пота и мочи, пропитавший лохмотья.

— Бесполезно, — пробормотал Бенна распухшими губами. — Я умираю. Ужасная боль, Маша.

— Пошли! — яростно прошипела она. — Мы почти у цели!

Бенна поднял голову. Его глаза на опухшем лице превратились в щелки. Маше не доводилось видеть ничего подобного; черный цвет, и запах, как у трупа, пролежавшего пять дней на самом солнцепеке.