Анастасия Пак - Одиночка

Плащ повелителя трона Безмолвия бесшумно соткался за моей спиной, широкими складками опустившись на мозаичную площадь. Тепло окутало плечи и только сейчас я осознал, что дрожу всем телом, сдерживая бешеную тягу Печати к крови. И оттого она каким-то немыслимым образом передается и мне, заставляя сердце биться слишком часто и стискивать челюсти, заталкивая внезапно пробудившегося во мне голодного зверя обратно в его темную нору.

– Отверженный…- хрипло то ли простонал, то ли провыл Веланд, глядя на меня узкими щелками, полыхающими жгучей ненавистью. – Как тебе удалось?

Я улыбнулся, если можно назвать улыбкой то, во что сложились мои словно застывшие губы.

– Очень просто, Старший . От меня даже ничего не потребовалось, все свершилось как-то очень незаметно, помимо моей воли. Так что себя благодари, Шеррая и Севиала. Ну а окончательно меня добили привратники, те самые, что смогли улизнуть из твоих рук. Они провели небольшой такой суд Отречения, низвергнувший меня в пропасть, прямиком в зал Безмолвия. Так что радуйся, как видишь в итоге от меня отказались все: Шеррай, хранители, ты, вынужденный назвать меня Единым, но никогда не признающий таковым на самом деле. Все, называвшие меня своим учеником. Только один Сеедир и не предал, но он мертв, а значит, не может ничего изменить.

Странно, но в моем голосе не было горечи, он звучал ровно и безжизненно, словно сердце вдруг умерло, а все вокруг стало абсолютно безразличным. Включая даже собственную жизнь. Время для меня будто остановилось, и потому непонятное смятение среди пестрой толпы магов, которое я уловил краем глаза, показалось неестественным, как движение свежего воздуха в старом заколоченном склепе.

– Дядя! – Тайра, и раньше славившаяся своим безрассудством, вдруг рванулась ко мне. Тонкая рука, обвитая золотой спиралью, взлетела в воздух, сплотив Силу в жадно распахнувшиеся стальные челюсти. И объектом их вожделения был выбран я.

Смешно, хотя особого веселья я не почувствовал.

Всего мгновение потребовалось, чтобы безжалостно оборвать нити, протянувшиеся от чародейки к острым, отравленным неведомым ядом клыкам, и мысленно изменить приказ, швырнув их обратно, прямо на замершую в нелепой позе Тайру. Все произошло молниеносно и совершенно бесшумно. Она плавно скользнула вниз, на серые плиты, забрызгав их темной кровью. Золотистая ткань тонкой накидки опустилась сверху, прикрыла развороченную рану на груди и тут же почернела.

Арелли, оказавшаяся к ней ближе всех, зажала себе рот рукой, чтобы не закричать. Ее застывший, полный ужаса, взгляд был прикован к уже безжизненному телу.

– Я предупреждал, – безучастно произнес я и стиснул челюсти, понимая, что эта эскапада, заранее обреченная на провал, до предела натянула цепь, отделяющую Смерть от долгожданной свободы.

– Ты не удержишь, – сквозь зубы произнес Веланд, взглядом указывая на Печать. Для человека, только что потерявшего единственную племянницу, он выглядел поразительно хладнокровным. – Давай поговорим. Твои условия – я на все согласен.

– Давай, – легко согласился я. – Поклянись вашей Силой, на вашем проклятом алтаре, что Единые навсегда оставят в покое привратников и не будут преследовать Отверженных.

Я жестко усмехнулся, глядя как перекосилось его лицо.

– Думай, Старший, – спокойно посоветовал я, – но учти, если я позволю Смерти вырваться из оков, сожалеть будет уже поздно. Да и не о ком.

– Ты не оставляешь мне выхода, – дернулся было он и тут же замер, ощутив как лезвие слегка оцарапало кожу и кровь горячей струйкой потекла по горлу.

Хенигас напрягся и слегка наклонился вперед, готовый броситься ему на выручку, даже если это ни к чему не приведет и будет стоить ему жизни.

– Не надо, – посмотрел я в его прохладные глаза. – Не стоит усугублять, я и без того на пределе.

– Оставь, Хенигас, – коротко приказал Веланд. – Я поклянусь.

Луч Единых, лишь однажды вот так близко виденный мною во время посвящения, поднялся из площади, вбирая в себя скрытый черными тучами свет, и величаво повис в воздухе. И Убежище словно преобразилось, на одно короткое мгновение вернув себе прежний облик, и тут же потускнело, покорно передавая магам свои весенние цвета, тепло и надежность, которые те, подчинив мир, украли у него. Для себя.

Я молча смотрел на Луч и представлял, как разбиваю эти совершенные в своей безукоризненности сверкающие грани. Я знал, мне хватит Силы, чтобы стереть символ власти Единых, заставить гаснущими искрами разлететься во все стороны и тем самым навсегда убрать ненавистное клеймо с собственного запястья. Так я мог бы отомстить за себя и за Убежище, навсегда потерявшее свой смысл. Даже название мира теперь не более, чем насмешка, горькая память о прошлом.