Андрей Руб: Камешек в сапоге

Прохрустели камни. Вот и погоня. Догнали. Похрустели и остановились. Юлька вздрогнула. Значит, тоже услышала.

— Эй, русские! — послышался гортанный голос абрека, — Вилезайте! Ми знаем, чисто ви здэсь.

— Да пошел ты на хер! Тварь неумытая. Тебе надо — приди и возьми.

Раздался злорадный смех. Чехи. Их акцент я ни с чем не перепутаю. Вот и все. Живыми не уйти.

— Вилезай! Говорить будем. Чай выпьем.

— Ты сам попей и проходи мимо. Мне и здесь хорошо.

— Пожалей своих, русский. Тебя убьем - их отпустим.

— Это ты своим родичам — обезьянам, втирай.

Снаружи раздались возмущенные голоса.

— Лучше я сам их убью, но вам не отдам, — проорал я наружу.

— Храбрый русский. Мы сейчас пару гранат кинем.

— Ну-ну… зашумишь — внимание ненужное привлечешь. Тут в километре лагерь. Операцию сорвешь. Уходите добром. Я про вас ничего не скажу.

Снаружи начали совещаться.

— Неужели это все? — раздался лихорадочный шепот Чики. — Может, выйдем?

— Ты дурак Чика, — я ответил ему в полголоса. — Если кинут гранату — умрем сразу. А выйдешь… подыхать будешь долго. Очень долго… и мучительно. Просто поверь. В лучшем случае пережут горло, как барану. Или просто отрежут ненужные части тела… и бросят подыхать. Поверь мне — я знаю.

— Пят минут вам. Потом смэрть. Ми ждем.

Юлька сидела, крепко сжав глаза и обхватив голову руками, её губы беззвучно шевелись. Молилась, что ли. Только это ей и остается. В моей голове продолжали шуровать какие-то мыши. Щекотно так. Я мысленно сплюнул. Только глюков мне сейчас не хватает.

— Я выйду. Вдруг обойдется? — шепотом обратился ко мне Чика.

Я зло засмеялся. Он не видел ножа в моей руке.

— Нет. Я просто убью тебя. Это будет гораздо милосерднее. Просто поверь мне.

Чика дернулся, чтобы встать, но мой нож уперся ему в горло.

— Я же сказал — нет. Тебя убить сейчас? Или ты желаешь прожить ещё три минуты?

Чика дернулся и обмяк.

— Молись, если умеешь. Вдруг бог тебе поможет.

— Какая всё-таки ты сука! И чем ты отличаешься от тех, кто снаружи? — зло, а истерике зашептал Чика.

— Я могу убить тебя так, что ты ничего не почувствуешь. И над тобой, на прощание… не будут глумиться и издеваться. А это очень много… — легкая смерть. Поверь мне. Я знаю.

Секунды медленно падали в вечность, приближая нас к ней. Я даже чувствовал их. Каждую.

Я привычно потеребил игральные кости, висящие у меня в ухе, когда раздумывал.

«Интересно, если их кинуть сейчас, что выпадет?» — совсем некстати посетила парадоксальная мысль. — «Да и трофеем, этим снаружи, они не достанутся».

Пальцы привычно выщелкнули из держателей старые кости. Тряхнув их в ладони, я кинул их на камень — чуть ближе к свету.

«Я спасусь?», — загадал я.

ДВЕ ШЕСТЕРКИ!

«Ха! Впервые вы обманули меня…косточки», — эта мысль отдавала полынной горечью сгоревших надежд. — «Из этой пещеры — нет выхода…», — уж в этом-то я был точно уверен.

С этим костями была связана одна странная история. Все люди — как люди. Кто носит золотую серьгу в ухе, кто-то туннель или бриллиант… А я вот маленькие старые игральные кости. Они и, правда, костяные. Старые. Черно-белые. Одна черная, другая белая. И сделаны в виде подвески, с закрепленной защелкой и выглядели, как серьга. Их подарил мне старик. Незнакомый старик. Мы вывели тогда несколько семей гражданских. Обычное дело. Постреляли по дороге — не без этого. И вот когда вышли, тогда старик — главный в их семье, остановил меня и, прощаясь, сказал:

— Мне нечем отблагодарить тебя сынок.

— Да не надо мне ничего, отец. Не люблю я этого дела.

Как будто не слыша меня, он продолжил: — Мой отец передал их мне, ему его отец…

Устало кивая, я слушал очередную легенду.

— Возьми, — он протянул мне на раскрытой, заскорузлой от мозолей ладони — эту серьгу. То, чего я никак не ожидал, увидеть у него. — Это наша семейная реликвия. КОСТИ СУДЬБЫ!

Именно так. С большой буквы.

— Будешь искать решение — кинь их. Они подскажут, что тебя ждет или помогут принять решение. Только задай правильный вопрос сынок. И ТОЛЬКО если от этого будет зависеть твоя жизнь.

— Я не очень-то верю в это, отец.

— Это не вопрос веры, или неверия, — его глаза загорелись чем-то истовым, — Ты просто проверь. Ты воин и для тебя черная единица — большая рана или совсем неудача. Две единицы — смерть. Белая шестерка — большая удача... он недолго говорил тогда, но я запомнил. Я конечно тогда не поверил ему. Но вот потом, случайно наткнувшись на них в кармане и больше в шутку, чем всерьез, кинул их перед выходом. Вот тогда я и убедился, что старик не соврал. Раз — случайность, два — случайность… а вот три — это уже закономерность.