Обняв меня со всей мочи, она обцеловала мне все лицо. И при этом умудрялась нести невменяемую чушь:
— Я знала… я знала… ты нас спасешь…
Дав чуть выплеснуться эмоциям, я услышал в коридоре голос матерившегося Чики. Он влетел внутрь и не переставая орать кому-то невидимому:
— И не хрен меня током бить, я так иду! — на последней фразе он знакомо подпрыгнул, как перед этим монах. — А-а-а... Бес! И ты здесь?! Живой! И вижу даже прибарахлился? — Чика жизнерадостно улыбаясь, пошел ко мне поздороваться.
— Прибарахлился.
— А волосы где?
— Чика, ты не поверишь! Пришлось за шмотки рассчитаться! — это я, произнес трагическим театральным шепотом с огромным надрывом.
Чика жизнерадостно заржал. Ухватив меня и Юльку обеими руками, он обнял нас, радуясь.
— Я говорил тебе Юлька, что он вывернется.
— А я верила!
— А если верила, чего ж тогда ревела?
— На будущее… — совершенно нелогично ответила она.
— Это на какое будущее? — возмутился я.
— Ну-у… — она задумалась. — А вообще тебе идет. Ты так выглядишь мужественнее.
— Да-а — чисто женская логика. — Опа? А это кто?
Не переставая болтать со своими спутниками я, тем не менее, продолжал привычно контролировать периметр.
В зал вошел… Нет, не так. В зал — восшествовал, весьма прикольный персонаж. Он был одет в синий костюм в тонкую красную полоску, белоснежную рубашку со стоячим воротником и в начищенные черно-белые штиблеты. На его голове красовался котелок, а в руках была трость. Персонаж живо мне напомнил двадцатые годы.
Восшествовав в кают-компанию, он приподнял котелок — здороваясь со всеми, и вежливо поклонился. Причем я могу поклясться, что видел синюю искру разряда, воткнувшуюся ему чуть ниже спины, а он даже сумел не поморщиться. Вот это выдержка!
«Это все, капитан», — прозвучал голос в моей голове. «Знакомьтесь».
— Ладно, постойте пока там, — я отправил своих спутников в сторону. — Начнем, пожалуй, познакомиться с коллективом.
Я поклонился присутствующим.
— Итак, здравствуйте господа. Давайте знакомиться. Я — Андрей Терновский, по кличке — Бес.
Монах неодобрительно уставился на меня.
— Назначен капитаном.
— Джорджет Пасс — дворецкий, сэр.
— Рыцарь — Баярд Пьер дю Террайль, — детина опустил меч и гордо выпрямившись чуть склонил голову — поклонился.
Джорджет с сильным удивлением покосился на него и поклонился ещё раз. Похоже, он его знает.
— Симеон… — поклонился следующим монах.
— Негусто.
Монах развел руками.
— А ты не случаем не Сименон Саровский будешь? — решил приколоться я. Поскольку из Симеонов пока припоминался только этот. Насколько я помню, он был святым.
— Нет. Аз жил в селе Меркушине.
— Это где?
— Верстах в пятидесяти от Верхотурья.
— Симеон Верхотурский… — …святой. Вот бл…, — я прикусил язык. — А поведай мне отче, какой ныне год?
— Семь тыщ сто пятидесятый от Сотворения мира, — не задумываясь, ответил монах. — И почему ты назвал меня святым? — монах строго уставился на меня своими темными глазами.
«Так. 7150 — 5508 = 1642. Значит — тысяча шестьсот сорок второй от Рождества Христова», — моментально пересчитал я, в привычные мне даты. «Сходится. Где-то в это время он и жил».
— Я не силен в богословии, но из всех святых… особенно Симеонов… я помню только двух. Старца — Симеона Саровского... Ты такого не знаешь?
Монах отрицательно покачал головой.
— …или тот был Серафим..? — пробормотал я себе под нос. — Нет? Ну, значит он жил после тебя. Но я точно знаю самого знаменитого до революции святого… — я сделал паузу. — Не догадался?
Монах снова отрицательно покачал головой.
— Святого… Симеона Верхотурского.
Монах слегка впал в ступор. Мне тоже, кстати, было слегка не по себе.
— Откуда ты можешь это знать? — его взгляд уперся в меня. — …Бес, — он так произнес это слово, как плюнул.
— Читал я — придурок, до ху… много, в общем… отче. И разного. А кличка — Бес, у меня не от того, о чем ты подумал. А сокращение от слова — «безбашенный».
Монах смотрел на меня пытаясь переварить мой «сленг». У него совершенно другие ассоциации на это. И к словам он относится совершенно по-другому.
— Безбашенный — это… — я вполголоса перебирал варианты синонимов, — .…сумашедший, …юродивый, …безрассудный… О! От слова — отчаянный! Вот от этого такую кличку и дали. Язык у нас очень сильно изменился, отче.
— И бога вы забыли, — с вселенской тоской во взоре, констатировал Симеон. — Совсем. Беда это ваша.
Читать дальше