Александр Рудазов - Сын архидемона

Ну а Святогневневу про это и вовсе знать не нужно. Существуют на свете такие вещи, о которых чем меньше знаешь, тем лучше для здоровья. Лично я, например, стараюсь вычеркнуть из памяти весь период моей жизни в Лэнге и не вспоминать о том, что у меня в кармане лежит шкатулка с запечатанным архидемоном.

– А этот твой. лакей как вообще, на людей-то не нападает? – полюбопытствовал я, чтобы сменить тему.

– Не, смирный, – помотал головой Святогневнев. – Я же вирус усовершенствовал. Теперь можно и патентовать. хотя я лучше не буду – предчувствия дурные.

– Угу. Кстати, я вот так и не понял, почему зомби с «Урана» на людей нападали.

– Ну как. – озадачился Святогневнев. – Разум отмирает, остаются только самые примитивные инстинкты – стремление утолить голод, больше ничего.

– Да, мне это объяснял профессор. эм-м. Зайцев, что ли?

– Зайцева у нас на базе не было. Барсуков, может?

– Угу, точно, – вспомнил я. – Только это лажа какая-то, по-моему.

– Почему?

– Потому что человек так-то не хищный зверь.

Вон, другие приматы разве на кого-то нападают? Ну ипри чем тут самые примитивные инстинкты?

– Хм, а ведь логично.

– И даже если б не так – каннибализм тоже в инстинктах особо не заложен. Бывает, конечно, что одна обезьяна другую убьет и сожрет, но это же у них за стремак считается, нет?

– Я микробиолог, я в обезьянах как-то не очень, – промямлил Святогневнев. – Может, дело не в инстинктах, а в самом вирусе. Может, это он пытается так распространяться.

– Хочешь сказать, он разумный?

– Да ничего я не хочу сказать. Не знаю. Этот проект вообще не следовало начинать – он с самого начала мутный был какой-то.

– А чего ж начали?

– Так интересно же было, что получится. Мы ведь все-таки ученые.

– Угу, – согласился я. – Вот с этого часто и начинается апокалипсис – с того, что кто-то чересчур ученый скажет «а интересно, что получится». Ты уж мне поверь, я в других мирах такое видел.

– Видел и видел, – пожал плечами Святогневнев. – Пошли жрать лучше.

Если бы этим вечером кто-нибудь забрел в домик кладбищенского сторожа, его взору предстала бы удивительно мирная картина. На стене тикали ходики, в углу тихо бормотал старенький телевизор-видеодвойка, а на пыльном диване и двух колченогих табуретах сидели мы четверо. Шестирукий трехглазый монстр, живой мертвец в докторском халате, крупного телосложения эльф с породистой харей и полковник КГБ из вселенной победившего коммунизма. Мы уютно кушали печеную картошку, смотрели телевизор и беседовали о всяких пустяках.

– Вы кушайте, кушайте, товарищ Бритва! – потчевал меня Щученко. – Сосиски я, значить, приготовил лично по моему секретному рецепту!

– Вкусно, – оценил я. – А что за рецепт?

– Секретный! – гордо прищурился Щученко.

– А все-таки?

– Ну ладно, раскрою, значить, военную тайну, -быстро сдался полковник. – Только вы, значить, ни кому! Даже ежели пытать будут!

– Зуб даю, – охотно пообещал я.

– Слушайте внимательно. Сначала вы, значить, жарите сосиски, а потом. едите.

Я подождал продолжения. Его не было. Зато рожа полковника аж сияла от самодовольства.

– Это секретный рецепт? – уточнил я.

– Передается из поколения в поколение, – важно кивнул Щученко. – Нихто больше не знаеть.

Сам полковник тоже ел с большим аппетитом. Его щеки раскраснелись, а губы лоснились от масла. Он держал в одной руке картофелину, в другой – сосиску, откусывая поочередно от того и другого. Периодически он менял картошку на кусок ржаного хлеба или помидор.

– Помидора – истинно коммунистический овощ! – чавкая, объявил Щученко. – Красный, як наше знамя!

Святогневнев ел скромнее, хотя на аппетит тоже не жаловался. По его правую руку стояла большая бутыль с уксусом, откуда мертвяк наливал себе стакан за стаканом.

А вот Джемулан кушал чинно, как престарелая графиня за ужином в Букингемском дворце. Он сначала насыпал на тарелку маленькую кучку соли, положил около нее кусочек сливочного масла, затем взял самую аккуратную картофелину – выбирал он минут пять, честное слово! – и осторожно разрезал ее пополам. Чтобы не обжечься, он положил ее на салфетку и все время держал в левой руке. Правой же вооружился чайной ложкой, которой отламывал кусочек масла и чуть прикасался к соли, а потом вынимал ею крошечный кусочек картошки. После этого сид очень долго дул, медленно приближая ложку к лицу, и, лишь убедившись, что картошка совершенно остыла, съедал этот злосчастный кусочек. Время от времени он откусывал помидор – ну а к сосискам и хлебу не прикасался совершенно.