Валентин Егоров - РАБСТВО

Обе рана были не особо серьезными, хотя на плече нож глубоко вошел в мякоть мускулов, но не задел кости. В таком тесном помещение рабу, как эта каморка рабов-гребцов, было невозможно хорошо размахнуться и нанести сильный удар ножом, получилось так, что покушавшийся раб только и мог пырнуть меня своим ножом. Я быстро проанализировал ситуацию и понял, что удар ножом в плечо получился случайным, основной удар наносился в мой висок, но из-за тесноты произошла осечка и нож тогда попал в щеку. Меня сильно удивлял и тот факт, что, в принципе, покушавшийся раб имел небольшую возможность убить или смертельно ранить меня в подобной ситуации?! Ситуация требовала разъяснения и без дополнительных вопросов к подозреваемому рабу было не обойтись, поэтому было необходимо его допросить. Но языковая речь так еще и не вернулась ко мне, пришлось мысленно формулировать мысль и залезать в голову подозреваемого раба:

- Зачем ты пытался меня убить? Почему ты с ножом набросился на меня? Что я тебе сделал, чтобы ты поднял на меня свою руку?

Видимо, мои мысленные вопросы достигли точного адресата, в глазах раба мелькнуло понимание, смешанное с непонятным ужасом. Он по-прежнему стоял на ногах и глаза его находились на близком расстоянии от моих глаз, поэтому я хорошо видел, как заработал его головной мозг и он попытался что-то сказать мне. Но его, как и меня в свое время, подвел язык и вместо значимой фразы прозвучала тарабарщина. В этот момент я надеялся, что смогу докопаться до его мыслей и узнать правду об этих ударов ножом, его сосед по каморке и по веслу вскочил на ноги, набросил цепь от своих ножных кандалов на его шею раба и начал затягивать стальную удавку. Послышался негромкий хруст сломанных шейных позвонков и тело раба, который так и не успел почувствовать свободы, судорожно задергалось, но очень скоро его голова безвольно поникла, а изо рта полез черный язык. Это было очень неприятное зрелище, которое происходило в нескольких сантиметрах от моих глаз, я хотел, но не успел остановить убийцу подозреваемого раба.

Я продолжал столбом торчать в узком проходе, все еще продолжая размышлять о только что произошедшем убийстве, что-то в этом деле мне не понравилось и не совсем было понятно. Какая-то важная деталь ускользала от внимания, но продолжала смущать и беспокоить меня. В душе осталось неясное ощущение, что подозреваемый раб, не состоявшийся убийца, разобрался в моей мыслеречи, собирался ответить на мои вопросы, но начал говорить о чем-то важном для него или меня, но ему так не дали завершить мысль. Внезапное вмешательство его же сосед по каморке и веслу поставило точку в самом начале зарождавшихся моих отношений с этим парнем.

В этот момент в ход моих размышлений, когда я, казалось бы, начал приближаться к разгадке и пониманию действий своего несостоявшегося убийцы, вмешался сосед убитого раба, который хотел покинуть свое место и выйти на верхнюю палубу. Этим он отвлек меня от размышлений, мне пришлось отойти немного в сторону, чтобы он прошел, и тогда я вспомнил об оставшейся еще не освобожденной последней паре рабов-гребцов.

Но прежде я решил остановить кровь, продолжавшуюся сочиться из пореза. Память услужливо подсказала, какое я должен прочесть заклинание по прекращению кровопотери и какие пассы проделать руками. Пока продолжалось магическое излечение щеки и лица, а на это тоже требовалось время, я присел на освободившейся чурбак. При этом случайно задел ногами металлический предмет, валявшийся на полу, я нагнулся и, пошарив на полу рукой, поднял нож, которым только что нанесли мне ранения. Даже на ощупь я почувствовал, что лезвие этого нож было все в моей крови, нисколько не заботясь о последствиях, об одежду мертвого раба я вытер лезвие ножа от крови и нож запрятал за набедренную повязку, решив позднее и более внимательно рассмотреть это орудие убийства. Несмотря на некоторую затяжку курс магического лечения оказался скоротечным, но весьма эффективным: порез на лице был профессионально заштопан и превратился в шрам, украшающий настоящего мужчину, а рана на плече закрылась и затянулась тонкой ровной ниточкой почти невидимого шрама.

После освобождения от рабства последней пары гребцов, я отправился на верхнюю палубу биремы, где, как мне показалось я целый год там не бывал, а провел его в этом мрачном подземелье трюма биремы. Уже будучи на верхней палубе и полной грудью выдыхая насыщенный йодом воздух, я понял, что человек рожден для света, для солнечного света и тепла. Мне потребовалось некоторое время, чтобы забылись и окончательно ушли в прошлое все мысли о пребывании в трюме, на верхней палубе я чувствовал себя на седьмом небе. Да и события на этой палубе развивались гораздо быстрее и в более позитивном направлении. Мой сосед Борг развил бешеную деятельность и к этому времени сумел сгруппировать вокруг себя небольшую группу из бывших рабов-гребцов. Оставшиеся в живых матросы экипажа собирались в сторонке и с подозрением поглядывали на людей, одетых в лохмотья и заросших до крайности, которыми в данный момент была заполнена вся верхняя палуба. Их было очень много по сравнению с малым количеством живых матросов экипажа биремы, поэтому группа Борга особо выделялась в этом море хаотически снующих по палубе оборванцев. Матросы инстинктивно начали придерживаться поближе к этой группе, такая более или менее организованная группа могла в случае неожиданности и бунта этих находившихся на грани безумства людей, бывших рабов, которые так неожиданно для себя получили свободу