Саша Молох - Клинок Ворона

Сглотнув наполнившую рот горькую слюну, и опираясь на клинок как на костыль, я медленно поднялась на ноги. В глазах двоилось: мир, и без того почти черно-белый, стремительно терял остатки красок. Монстр в груди утроил свои усилия — я балансировала на острой грани, в любую секунду рискуя сорваться в пропасть, откуда нет возврата.

«Давай! Осталась самая малость!»

Лже-Ворон ждал меня: он даже не потрудился встать и поднять для защиты тренировочный меч, а все так же спокойно сидел, опираясь на разрушенный венец стены, и кривил в ухмылке губы, словно знал что-то такое, чего не знала я.

Вороний клинок, чуя близость главного врага, окончательно взбесился: рванулся вперед, волоча меня за собой, как машинку на веревочке, злобно, торжествующе взвыл, размахиваясь для рубящего удара, и почти сразу металлически взвизгнул от боли. Лезвие лишь бессильно скользнуло по плечу самозванца, не нанеся вреда, а на его прежде гладкой поверхности появилась щербина. Лже-Ворон лениво повел рукой, едва дотронувшись до меня, но ощущение было таким, будто в грудь врезался огромный и окованный железом таран, которым разбивают в щепки ворота крепостей. Я отшатнулась назад и задохнулась от боли. Следующее невесомое прикосновение почти вышвырнуло меня за пределы площадки — от падения уберег лишь клинок, прочно засевший в узкой щели между двумя плитами. Теперь я висела на тридцатиметровой высоте, изо всех сил вцепившись в рукоять меча. Внизу обманчиво мягкой периной лежал снег, завлекая разжать быстро немеющие руки и упасть в его пушистые объятья. Если бы там были стальные копья, вместо этого белого и зовущего покрывала, я бы и то испугалась меньше. От страха ноги сами уперлись в щербатые камни башни, в руках неизвестно откуда появилась сила, и я рывком втянула себя обратно на площадку. В ушах звенели многоголосый шепот и злой смех. Несколько мгновений понадобилось, чтобы понять — смеются где-то рядом. Я попыталась приподняться, но тяжелый сапог самозванца опустился между лопаток, еще сильнее вжимая меня в холодный камень.

— Ты меня разочаровала, девочка, — насмешливо протянул до боли знакомый властный голос. Его превосходительство все-таки не удержался и лично пожаловал в башню, дабы насладиться триумфом. — Тот, прежний, хотя бы пытался сражаться. Харуну пришлось здорово попотеть, прежде чем удалось его успокоить, — командор гортанно рассмеялся собственной шутке.

«Значит, у этой дряни есть название — харун. Буду знать, что высечь на могильном камне», — зло подумала я и постаралась чуть приподнять голову.

Стайн стоял у входа на смотровую площадку, небрежно опираясь на почти рассыпавшийся в труху откос давно почившей двери, и сыто улыбался, будто объевшийся сметаной кот.

«Мать честная, да он себя ведет, как ребенок! Сейчас, словно злодей в дешевом фильме, начнет выкладывать свои злодейские планы», — мимоходом удивилась я, продолжая осматриваться.

Pax все-таки перекинулся и теперь с рыком разевал пасть, скалясь на командора. Сэты, Арк и Рысь стояли позади Медведя, прожигая Стайна взглядами, не сулившими последнему ничего хорошего, кроме долгой и мучительной смерти. Айс, уже принявший человеческое обличье, был рядом с ними. Медальон Атора на его груди утратил прежний тусклый блеск и сиял словно второе солнце. Пятна ржавчины и вмятины исчезли, будто их никогда не было.

— Должен признать, тебе удалось пару раз меня удивить. Это ж надо, так уверовать в старые легенды и решиться на вызов каменного дракона! Выражаю свое искренне восхищение! — командор согнулся в шутовском поклоне. — По правде сказать, не верил я в дурацкое пророчество, думал, что это только выдумки, которыми зверообразная мразь пичкает своих щенков, вселяя в них глупую надежду, — короткий кивок в сторону нелюдей, которые отреагировали на него грозным рыком. — Только дернитесь, и она умрет, — спокойно пообещал Стайн и продолжил: — «Ворон», «след меча, указывающий путь», «конец мира» — как много громких слов! А вместо этого...

Командор говорил что-то еще, но я уже не слушала. В голове огненными буквами полыхали его последние слова. Это больше походило на озарение. Наверно, так чувствовал себя Ньютон, когда на него упало яблоко. Только мое «яблоко» весило несколько тонн. Кусочки детской мозаики, которые я вертела, пытаясь уложить в нужном порядке, сами собой легли, как надо, и, щелкнув, слились воедино.

И тогда я рассмеялась. Я хохотала, как ненормальная, понимая, что это последний раз, когда я смогу так от души повеселиться: фыркая и закашливаясь, плюнув на то, что тяжелый сапог харуна все сильнее давил на спину, выжимая из легких остатки воздуха. Командор недоуменно замолк, и теперь над башней звучал только мой, больше походящий на карканье истеричной вороны, смех.