Константин Бояндин - Пригоршня вечности

Словно в древнем килиане, где не было звуков и порой не было красок, картина была немой.

Рисса увидела незнакомое небо, почти чисто сиреневого цвета, и приземистые, ветвистые деревья. Впрочем, какими бы странными ни были иные миры, везде были деревья, везде была трава, птицы, животные. Глаза и сознание быстро привыкали к новым формам. По крайней мере, ее глаза и сознание: смежные реальности были ей знакомы, и то, что приводило другие расы в суеверный ужас, для хансса и некоторых других рас было столь же обыденным, как порталы, големы — неутомимые работники на все руки, ковры-самолеты и прочие достижения цивилизации. Разница была в точке зрения.

Изящное строение под открытым небом было, несомненно, храмом. Человекоподобные существа, с иссиня-черной кожей и коротким мехом, покрывавшим почти все тело, участвовали в неком неизвестном обряде. Точка зрения сместилась, и в кадре появилась изящная представительница прекрасного пола, державшая за руку ребенка. Женщина стояла перед небольшим возвышением (алтарем?), на котором находилась хрупкая на вид статуя — летящее крылатое четвероногое существо с оскаленной пастью. Жрец со своей свитой приблизился к возвышению с другой стороны и, судя по движениям губ, принялся что-то читать. Статуэтка, казалось, ожила и засветилась всеми цветами радуги.

И это будет всегда, подумала Рисса. Всегда будут боги и им поклоняющиеся, всегда у смертных существ будет необходимость опереться на что-то более постоянное, универсальное, всеобъемлющее.

В этот момент ребенок сумел освободиться от руки своей матери и потянулся к сверкающей, переливающейся игрушке, что манила его.

Несколько человек бросилось к алтарю со всех сторон.

Слишком поздно. Ручки уже сомкнулись на постаменте статуэтки. Кто-то успел поймать ребенка за руку, но безуспешно. Статуэтка покачнулась и, упав на каменный пол, взорвалась дождем из сотен сверкающих брызг.

Все, кроме матери, бросились прочь от ребенка. Алтарный камень стал непроницаемо-черным. Трещины побежали по нему. Черный саван опустился на испуганного малыша, впитался в его кожу, в одежду, в пол под ним.

Лицо ребенка заполнило весь экран. Рисса старалась запомнить каждую его черту. Особенно запомнились его глаза — черные, бездонные, непонимающие.

Камера начала удаляться. Все те, кто несколько секунд назад принимал участие в ритуале; осторожно, пятясь, удалялись прочь от оскверненного алтаря. Возле перепуганного, плачущего ребенка и его матери, что лежала ничком на камне, уже не было никого. Все сторонились их, словно зачумленных.

Окно отодвинулось прочь, картинка замерла, и через миг Рисса вновь вернулась на свою орбиту. Подавив бешеное сердцебиение, она выбрала следующее окно, и оно вновь поглотило ее…

Сотни картин увидела Рисса, одна не была похожа на другую — менялось все: раса персонажа, пол, реальность… Неизменным оставались только почти неуловимые следы. Выражение лица. Выражение глаз. Мимика. Почти ничего общего, но, тем не менее, что-то связывало все увиденные ею картины воедино.

С каждым новым «представлением» реальность все больше походила на Ралион. Трудно понять, чем походила — сама Рисса не смогла бы дать этому никакого убедительного объяснения. Новое чувство требовало названия, но названия не находилось.

Оглянувшись как-то раз, Рисса заметила, что «окна», в которые она заглядывала, постепенно тускнеют. Лишь дюжина их горела звездами на «небе», все остальное было залито чернотой.

Когда предпоследнее окно показало ей еще одну историю несчастий все того же персонажа, ощущение какого-то небывало древнего, но все же достоверного прошлого Ралиона стало очень сильным. Вон те горы походили на Серебряный хребет, что начинался не слишком далеко от Оннда, древнейшего города. Фиолетовый песок под ногами все еще встречался и под Онндом, и среди бесплодных дюн Выжженной Земли. Замок, на башне которого стоял безвестный персонаж, ничего ей не напомнил, но мало ли руин пребывают в забвении после многих веков бесконечных войн?

Рисса не стала смотреть, что сталось с владыкой замка, который успел перебить почти всех нападавших. Ясно было одно: победы ему не видать. Ему не повезет, как не везло постоянно.

Вот оно, общее! Рисса ощутила, как сильнее забилось сердце. Невезение. Древнейшее из проклятий, которое обезоруживает самых сильных и ломает самых крепких. Но кто слышал, чтобы все воплощения, одно за другим, страдали от того же самого невезения? Страшное сочетание — редкостный магический талант и невезение, острый ум и неприязнь к негостеприимному миру.