Абрахам Меррит - Металлическое чудовище

Высоко в небе появилась черная точка, она быстро росла – стервятник.

– Все-таки я оставила для тебя падаль! – воскликнула Норала.

С хлопаньем крыльев птица опустилась к телу, вонзила клюв.

Мы медленно спускались с холма, на котором стоял уничтоженный город; останавливались, словно глаза Норалы еще не насытились зрелищем разрушений. Ни следов зелени, ни следов человека, вообще никаких следов жизни.

Мужчина и дерево, женщина и цветок, ребенок и бутон, дворец, храм и дом – все это Норала растоптала. Вдавила в скалу, как и пообещала.

Грандиозная трагедия заняла все мое внимание; мне некогда было подумать о товарищах, я забыл о них. И вот, неожиданно приходя в себя, начиная осознавать всю бесчеловечность этого разрушения, я обернулся к ним за поддержкой. Смутно удивился легкой одежде Руфи; она была почти нагой; с любопытством взглянул на красную полосу на лбу Вентнора.

В его глазах и в глазах Дрейка я увидел отражение того же ужаса, что просыпался во мне. Но в глазах Руфи ничего подобного не было – строго, равнодушно, безжалостно, как сама Норала, рассматривала Руфь пустыню, которая еще час назад была цветущим городом.

Я почувствовал прилив отвращения. Ведь не могли же все уничтоженные так безжалостно быть порождениями зла. Однако и мать, и расцветающая девушка, и юноша, и старик – все проявления человеческой жизни за большими городскими стенами теперь превратились в камень. Мне пришло в голову, что в Рушарке не могло быть больше плохих людей, чем в любом крупном городе нашей цивилизации.

Я, конечно, не ждал, что Норала подумает о чем-нибудь подобном. Но Руфь…

Реакция на прошедший ужас становилась все сильнее, начали жечь жалость и гнев, ненависть к этой женщине, которая стала душой катастрофы.

Взгляд мой упал на красную полоску. Я увидел, что это бороздка, будто вокруг головы Вентнора затянули петлю и врезали ее в кость. На краях борозды виднелась засохшая кровь, двойное кольцо вздувшейся побелевшей плоти окаймляло полосу. Это был след – пытки.

– Мартин! – воскликнул я. – Кольцо? Что они с вами делали?

– Привели в себя этим, – негромко ответил он. – Вероятно, я им должен быть благодарен, хотя намерения у них были не совсем… терапевтические…

– Его пытали. – Голос Руфи звучал напряженно и горько; говорила она по-персидски, ради Норалы, подумал я, не догадываясь о более глубокой причине. – Его пытали. Мучили его, пока он не пришел в себя. И пообещали, что будут мучить так, что он будет молить о смерти.

– А меня… меня… – она подняла сжатые руки… – меня раздели, как рабыню. Провели через город, и жители насмехались надо мной. Привели меня к этой свинье, которую наказала Норала… и раздели меня перед ним, как рабыню. У меня на глазах пытали брата. Норала, они были злые, все злые! Норала, ты хорошо поступила, убив их всех!

Она схватила руки женщины, прижала к себе. Норала смотрела на нее большими серыми глазами, в которых исчезал гнев, сменяясь прежним бесконечным спокойствием. И когда она заговорила, в голосе ее снова слышались отголоски далекого хрустального звона.

– Дело сделано, – сказала она. – И хорошо сделано… сестра. Теперь мы с тобой будем жить в мире… сестра. А если в мире, из которого ты пришла, есть такие, кого следует убить, мы пойдем с тобой и с нашими спутниками и растопчем их… как я только что сделала.

Сердце мое замерло: в глубине глаз Руфи в ответ на призыв Норалы появилась гневная тень; глаза ее становились такими же, как глаза Норалы. И наконец в лица Руфи на на смотрел двойник Норалы!

Белые руки женщины обняли девушку, великолепная голова склонилась к ней, огненные пряди смешались с нежными каштановыми завитками.

– Сестра! – прошептала Норала. – Маленькая сестра! Эти люди будут с тобой, пока ты этого хочешь. Можешь поступить с ними по своему желанию. Если хочешь, они уйдут в свой мир, и я прикажу проводить их к выходу.

– Но мы с тобой, маленькая сестра, будем жить вместе… в обширности… этого мира. Разве не так?

Не задумываясь, не оглядываясь на нас троих: возлюбленного, брата, старого друга, – Руфь прижалась к ней, положила голову ей на девственную грудь.

– Будет так! – ответила она. – Сестра, будет так Норала, я устала, хватит с меня людей.

Экстаз нежности, пламя неземного восторга вспыхнуло на удивительном лице женщины. Голодно, вызывающе прижала она к себе девушку; звезды в небесах ее глаз светили мягко, ласково.