Андрей Белянин: Все арестованы!

А когда наш самолёт начал сбрасывать высоту, и качающаяся проводница стала раздавать завтрак, в проход вдруг выскочили сразу двое домовых, вооружённых рубанком и стамеской, и писклявыми голосами потребовали:

— Твоя сидеть на месьто! Дьавай-дьавай! Самолёть будить лететь, куда мы сказать. Дьавай-дьавай! Мы брать курсь на Туресия!

— В Турецию?! Ура! Мы летим в Турецию! — сначала не поверили, а потом обрадовались пассажиры, и даже священник перестал истерить и глаза его мгновенно заблестели радостной надеждой. Пляжи, море, красивые девушки и неограниченный подход к бару! Кто ж откажется?

Третий китайский домовой, вооруженный пистолетом, уже выходил из кабины пилотов с такой торжествующей миной на небритом личике, что сомневаться в успешности его переговоров не приходилось. Стюардесса, будучи вдвое крупнее всех трёх домовых, вместе взятых, вжалась в кресло и сидела как мышь, — видимо, как и все, хотела в Турецию. Неужели только нам на этом проклятом летающем корыте нужно попасть в Поркс?! Я не вмешивался, потому что поначалу не поверил в этот бред, но только до тех пор, пока переговорщик, помахивая стволом, нагло не заявил:

— Пилотьа согласна. Мы лететь на Туресия!

— Ура-а! Туреция! Супер! Обалдеть! Позагораем на солнышке! — загомонил народ. — В море искупаемся! Давай в Турецию! Зачем нам в этот дождливый Поркс? Что мы там не видели?!

Да, сомневаться не приходилось, это явно было массовое помешательство.

Быстро выпрыгнув из кресла, я разоружил ближайшую ко мне парочку, угрожающую спокойно сидящей и не думающей сопротивляться стюардессе. Пистолетом сейчас никого не напугаешь, а вот рубанок вещь редкая и в руках специалиста просто страшная — рога сбривает на раз! Закинул инструменты в шкафчик для ручной клади и молниеносным кувырком через весь салон повалил третьего, выбив у него оружие. Он попытался задушить меня металлической лентой рулетки, но ничего не вышло, я стянул ему руки ею же и усадил в ближайшее свободное кресло, накрепко обвязав ремнём безопасности. Эльвира прижимала шею одного каблучком к полу, а другого, отшлепав, удерживала под креслом.

— Никакой Туреции. Мы летим в Поркс!

— Мы не будем купаться в море? — нервно переспросил чей-то ребёнок, сразу несколько появившихся детишек мгновенно подхватили этот плач, и через секунду в салоне стоял сплошной ор.

— Мамочка, я хочу в море! Хочу купаться! И я хо-чу-у-у!

Родители этих мелких спиногрызов конечно же сразу ополчились на меня:

— Как же вы можете отнимать у детей море? Какое вы вообще имеете право вмешиваться?! — возмущённо послышалось со всех сторон.

— Я — сержант Брадзинский, полиция Мокрых Псов, и я вам ответственно заявляю, что никакого угона не будет! Иначе вы все пойдёте по делу как сообщники. А это от пяти до двенадцати лет тюрьмы.

Опомнившиеся пассажиры, даже дети, задумчиво примолкли. Только дёргающийся в кресле домовой проклинал меня злобным взглядом.

Я зашёл к пилотам, которые, похоже, только сделали вид, что испугались террористов и вынуждены были подчиниться. На самом деле они были слишком пьяны, чтобы хоть чего-нибудь всерьёз испугаться. Но, узнав, кто я, они тут же, пристыженно отводя глаза, заверили меня как офицера полиции, что курс не менялся, они не стали бы слушаться какого-то мелкого безумца, но второй пилот по молчаливому кивку главного незаметно перевел рычаг управления на обратный курс. Мы по-прежнему летим в Поркс.

Убедившись, что домовой всё ещё крепко связан, я попросил быстро оправившуюся стюардессу приглядеть за ним, и вернулся к Эльвире. Вместе мы рассадили и привязали к креслам обоих её пленников, после чего плюхнулись наконец на свои места.

— А знаешь, всё-таки немного жаль, — потянувшись, призналась она. — Я бы тоже не прочь слетать в Турецию за счёт авиакомпании. Кстати, не вини домовят, они сказали мне, что их хозяин-прораб уже пять лет не даёт им отпуска, вот парни и решились на такой экстремальный шаг. Это они и есть настоящие жертвы, так что не будем к ним суровы. Может, просто отпустим их на все четыре стороны, как сядем?

Подобная сентиментальность была для Эльвиры нехарактерна, и я попытался вернуть её в реальность строгим взглядом.

— Ладно уж, поняла, и не надо на меня так смотреть. Ты мне комплекс неполноценности сейчас привьёшь. Просто они меня разжалобили, мелкие негодяи, что типа с ними это в первый и последний раз и так далее, не наказывайте, тётенька, мы больше не будем! Вот я и обещала им просить тебя не сдавать их властям в аэропорту, ведь, по сути, они обычные работяги.