Майк Кэри
Мой знакомый призрак
Посвящается Лин: можно подумать, у меня есть другие варианты
Обычно я ношу пальто в стиле русских белогвардейцев — такие иногда называют шинелью — с потайными карманами для вистла, [1] Вистл (тинвистл) — кельтский музыкальный инструмент, диатоническая флейта. — Здесь и далее примеч. Пер.
блокнота, клинка и потира. Однако сегодня я предпочел зеленый смокинг с фальшивым увядающим цветком в петлице, лаковые розовые туфли и накладные усы в стиле Граучо Маркса. Из восточного Банхилл-филдс я поехал на противоположный конец Лондона — оплота моей силы, хотя особой силы не ощущал: трудно сохранять бодрость духа, когда выглядишь, как фисташковый десерт.
За последние годы экономическая география Лондона сильно изменилась, но Хэмпстед был и остается Хэмпстедом. И в холодный ноябрьский вечер, с видом французской вязальщицы, [2] Вязальщицы — женщины из народа, вязавшие на заседаниях Конвента или Революционного трибунала во времена Французской революции XVIII века.
огорченной тем, что из-за плохой погоды отменили смертную казнь, я направлялся именно в Хэмпстед.
Точнее, в дом номер семнадцать по Гроувенор-террас, скромный маленький шедевр раннего викторианства, спроектированный сэром Чарльзом Бэрри [3] Чарльз Бэрри — английский архитектор, представитель неоклассики и неоготики. Главные постройки в Лондоне — Королевский хирургический колледж (1835), Казначейство (1846–1847) и Пентонвильская тюрьма (1840). Однако самой знаменитой его работой является ансамбль парламента, созданный им вместе с О. Пьюджином.
за ленчем, когда он восстанавливал силы после работы над клубом «Реформ». Хорошо известно: в погоне за дополнительным заработком великий архитектор не гнушался халтурой и использовал материалы со всех ведущихся в тот момент строек. Побочные дети его архитектурного гения разбросаны повсюду от Лэдброк-гроув до Хайгейта и неизменно вызывают тревожное ощущение дежа-вю, совсем как нос соседа у вашего первенца.
Чтобы не смущать хозяев, я оставил машину на почтительном отдалении от парадной двери и кое-как преодолел последние сто метров, сгибаясь под тяжестью чемоданов с эксклюзивным реквизитом.
Дверной звонок не звонил, а скорее жужжал, будто сверло, прорезающее неподатливую зубную эмаль. Дожидаясь, пока откроют, я заметил оберег — рябиновую ветку, прибитую справа от крыльца. Красная, белая и черная нитки привязаны к ней в нужном порядке, тем не менее ветка сухая, так что район, судя по всему, тихий.
Открыл мужчина — очевидно, Джеймс Додсон, отец именинника. Я невзлюбил его сразу, не откладывая дело в долгий ящик. Мистер Додсон — воплощение солидности: нетяжелый, а крепко сбитый, серые глаза как шариковые подшипники, в дополнение к благородной серой гамме — седеющие волосы. Ему за сорок, но, похоже, сил и энергии не меньше, чем лет двадцать назад. Этот мужчина явно признает важность сбалансированной диеты, физических упражнений и непоколебимого морального превосходства. По словам Пен, он коп, без пяти минут начальник полиции, работает на Агар-стрит в качестве одного из кураторов недавно созданного Департамента по борьбе с организованной преступностью. По внешности он вполне сошел бы и за священника — большинство священников становятся влиятельными людьми задолго до того, как им стукнет сорок — вот одна из привилегий их высокого призвания.
— Значит, вы шоумен… — процедил Додсон тоном, каким обычно говорят: «Ты, полный подонок, к моей собаке приставал». Я с трудом удерживал по два чемодана в каждой руке, а он даже не пошевелился, чтобы мне помочь.
— Феликс Кастор, — представился я, сделав не по-шоуменски непроницаемое лицо. — Разгоняю тоску и меланхолию.
Неопределенно кивнув, Додсон раскрыл дверь пошире и впустил меня.
— Гостиная там. Детей будет больше, чем я сначала говорил. Надеюсь, проблем не возникнет?
— Чем больше, тем веселее, — бросил я и, войдя в обозначенную комнату, окинул ее якобы профессиональным взглядом. На самом деле гостиная как гостиная, ничего особенного. — Отлично! То, что нужно!
— Мы собирались отослать Себастьяна к отцу, но у того болвана какая-то служебная запарка, — пояснил стоящий за спиной Додсон. — Так что еще плюс один ребенок и несколько друзей…
— Себастьян? — переспросил я. Подобные вопросы я задаю машинально, даже когда не жду ответа. Наверное, виновата работа. То есть бывшая работа… Работа, которой я порой занимаюсь. Которой лучше не заниматься…
Читать дальше