Николай Туканов - Голова оборотня

Лекарь перепрятал кувшин в небольшой бочонок, в котором хранилась старая ветошь, куски канатов и прочий хлам и уселся на него у фальшборта с таким расчетом, чтобы не выпускать из вида дверь камбуза. После нескольких часов ожидания новый пророк пчелолечения пошел к домику Белха, чем тут же воспользовался пройдоха. Вилт метнулся в камбуз и быстро нашел кувшин с пчелами. Как лекарь и предполагал, он оказался в самом дальнем углу камбуза, подальше от жара плиты. Вилт быстро заменил кувшины и удостоверившись, что на палубе никого нет, опустил кувшин в бочонок и счастливо осклабился.

В этот момент к нему подошли друзья. Мерги в очередной раз отметил про себя довольную как у объевшегося сливками кота физиономию друга и не вытерпел:

– Вилт, ты подозрительно спокоен, я бы сказал, что ты светишься довольством, словно получил наследство от Силара. Меня начинает это беспокоить.

Коротышка заливисто рассмеялся:

– Я просто начал наслаждаться путешествием. Посмотрите, как искрится река, на синеву неба, на те облачка, которые напоминают белоснежных гусей. Я никуда не спешу и ни от кого не убегаю. Жаль, что это завтра закончится. Друзья, выбросьте из головы все заботы и разделите со мной мое умиротворенное счастье!

Мерги пристально смотрел в глаза лекаря, пытаясь разглядеть в них разгадку смутной тревоги, но видел только изумрудные глаза бездельника, полные озорства и довольства. Лысый сапожник вздохнул и с сомнением переспросил:

– Так ты что, согласен просто так отдать свою котомку целителя?

Вилт небрежно взмахнул рукой в сторону каюты Парба и ответил:

– Можете забирать ее хоть сейчас. Я решил закончить лекарскую деятельность. Не для того я еду в Берат, чтобы продавать эликсиры дурнушкам и озабоченным придуркам. Хемилон, дружок, если желаешь, могу к своей котомке добавить пару-тройку отличных рецептов. Они всегда обеспечат тебе ужин, если твои предсказания вдруг перестанут сбываться.

Ларморец нахмурился, но потом рассмеялся. Тейрам тоже оценил шутку. Мерги расслабился и присоединился к общему смеху. Только вахтенный матрос ничему не радовался, отбивая начало очередного часа.

После ужина Вилт вновь встретился с друзьями и незаметно отвел их к окрестностям камбуза, в дверь которого уже начали ломиться четверо матросов. Кок Марг приоткрыл дверь и велел им подождать еще полчаса, пока он и юнга управятся с горой грязной посуды. Около первых счастливчиков появились свободные от работы матросы, которые зубоскалили и давали двусмысленные советы, к какому месту нужно прижимать пчелу. Будущие пациенты беззлобно отшучивались, неподалеку трепалась группка гвардейцев.

Полчаса пролетело незаметно и Марг, пинком показав юнге, что тот свободен до утра, приглашающе раскрыл дверь, склонившись в шутовском поклоне. Заперев дверь и отогнав прильнувшего к небольшому оконному проему чересчур любопытного матроса, самозваный целитель велел мужчинам задрать рубахи, приспустить штаны и лечь на пол. На брезгливое замечание одного из больных, что пол можно было бы и помыть, кок решительно заявил, что чистый пол не входит в стоимость лечения, и осторожно приоткрыл кувшин.

Сумерки и закрытая дверь не позволили Маргу выявить подмену насекомых. Перчатку Белх коку не отдал, да тот и не спрашивал. Заскорузлые от мозолей пальцы давали их владельцу уверенность, что ему не страшны жала крохотных пчел. Схватив первое насекомое, он прижал его к пояснице ближайшего к нему матроса. Тот громко выругался, остальные засмеялись. Кок повторил процедуру на пояснице следующего больного. Последний охнул. Остальные вновь залились смехом. В оконце опять появился любопытный глаз, обладатель которого тут же начал комментировать собравшимся снаружи ход лечения.

Когда кок начал четвертый круг обхода, один из матросов почуял неладное:

– Марг, сын осла, меня непрерывно жалят эти проклятые пчелы! Откуда у них берутся жала?!

– И меня тоже! – заорал его сосед, вскакивая на ноги. Вскоре пациенты с руганью сбрасывали со спин яростно жалящих насекомых, попутно костеря и их владельца. Кок всполошился. Он быстро раздул огонь в плите и приблизил к свету руку с насекомым.

– Проклятие, это оса! – взревел матрос у него за спиной. Остальные метнулись к огню, впопыхах кто-то перевернул злополучный кувшин. Раздалось очередное ругательство и матрос, схватив сосуд за ручку, резко открыл ставни и швырнул его в окно.

Снаружи раздался треск.