Оксана Панкеева - Путь, выбирающий нас

Кантор накрыл сковороду и повернулся к наивному собеседнику, чтобы взглянуть в глаза.

— Гарри, неужели ты не понимаешь, что проблема вовсе не в этом? Да кто бы сомневался, что охочих сделать с тобой совместную программу будет хоть отбавляй! И вы будете иметь бешеный успех, и публика будет драться за места на ваших концертах, и денежки потекут рекой. Вопрос только в том, хочешь ли ты такого успеха. Ведь мало кто оценит и поймет твою удивительную музыку. Почтеннейшая публика сбежится полюбоваться на единственного в мире человека с черной кожей, и получится из твоей «совместной программы» тот самый цирк уродов, который так тебе неприятен. А твой напарник на этом хорошо заработает, не говоря уж о продюсере. Разве ты сам этого не понимаешь?

— Об этом я почему-то не подумал… — честно признался изрядно приунывший Гарри. — Сам не могу понять почему. Вроде должен был сразу сообразить, но почему-то воспринял все именно так, как было сказано. То ли Артуро так вдохновенно говорит, что ему хочется верить, то ли он сам по себе такой обаятельный, даром что белый…

— Так это он тебе предлагал? — как можно равнодушнее уточнил Кантор, стараясь не выказать злорадства.

Мог бы и сам догадаться! — хмыкнул внутренний голос.

Переселенец печально кивнул:

— Вот теперь и я начинаю разделять твою неприязнь к Ольгиному бойфренду, и ревность тут вовсе ни при чем. А еще я понял, что имел в виду Жак. Он сказал, что ты в целом парень хороший, но тебя многие не любят за твой язык. Совершенно точно. Любишь людям правду в глаза говорить, а это мало кто ценит. Вот, разбил вдребезги мою розовую мечту…

Кантор молча поставил на стол сковороду и протянул Гарри вилку.

— Утешайся. Я даже не знаю, чем тебе помочь. Можно попробовать краску, но не уверен, что твоя чернота не будет просвечивать. Можно еще попробовать сменить имя и носить маску. Публика любит все таинственное и долго будет гадать, кто скрывается за маской. На крайний случай можно еще поставить рояль так, чтобы сидеть к публике спиной.

— Краску — это как? Ты имеешь в виду грим?

Кантор, который едва успел сунуть в рот первый кусок, с огорчением подумал, что поесть ему сегодня так и не удастся.

— Грим тоже можно, но его потребуется очень много, и ты в нем будешь выглядеть как клоун из ярмарочного балагана. Я говорил о настоящей краске. Она дорого стоит и очень редкая, но, если хорошо поискать по магическим лавкам, можно найти. Наносится на кожу, и никаких проблем. Водой не смывается, от времени не выцветает, для здоровья безвредна. Вот только я не уверен, возьмет ли она твой природный цвет. Надо пробовать.

— А у вас бывает такая краска? — поразился Гарри. — И я могу просто купить, выкраситься и стать… белым?

— Белым — вряд ли, а вот смуглым, как я, — может, и получится. Белая, скорее всего, просвечивать будет. Говорю же, надо попробовать и проверить. Если хочешь, послезавтра походим по лавкам, я тебе покажу, где эту краску можно купить и как она выглядит. А еще попроси Жака, пусть расскажет о твоей проблеме его величеству. Может, он еще что-нибудь придумает, чего я не сообразил.

— Спасибо за совет, — вздохнул несчастный бард. — Я подумаю. У меня до сих пор еще голова кругом от всего этого… А ты серьезно хочешь учиться музыке?

— Почему нет?

— А вот скажи честно, ты раньше уже пробовал учиться? Какие бы ни были у тебя блестящие способности, не может человек ни с того ни с сего вдруг взять инструмент и с первого раза на слух безошибочно воспроизвести только что услышанное. Да и не может быть, чтобы такой самородок никто не заметил за столько лет.

— Я вижу, что ты человек неглупый, — Кантор нахмурился, надеясь скрыть досаду, — но не говори никому о своих гениальных догадках.

— Да мне-то нетрудно, — все так же грустно согласился Гарри. — Только я ведь не единственный, кто может это заметить. Значит, раньше ты все-таки учился. Где, когда, как долго?

— Тебе обязательно это знать? Я не люблю копаться в своем темном прошлом.

— Вот те раз! Ты же сам напросился! Если ты собираешься брать у меня уроки, я должен хотя бы знать, откуда начинать? Может, тебя и учить-то нечему, а может, ты учился на слух и не знаешь нот… И мне придется объяснять тебе для начала, что их семь…

— Я знаком с нотной грамотой, — Кантор начал сердиться и сожалеть, что напросился, — и нечего со мной по-дурацки шутить. А то я сам не знаю, что нот двенадцать!

Будущий наставник долго и подозрительно выспрашивал, откуда такие сведения, не в силах определить, разыгрывают его или же судьба свела его с воинствующим невеждой. Когда же выяснилось, что причиной недоразумения стали вопиющие различия в нотной грамоте разных миров, бедняга окончательно скис.