Калашников Александрович: Там, за поворотом

Наш южный царёк по имени Шлым прислал толковую карту своего удела и прилегающих соседних территорий. Далеко на западе сыскали большую пресную воду - озеро неохватного размера со множеством гор по берегам. Пределы познанного постепенно расширялись. В бродячих родах появился обычай хотя бы одного из детишек обязательно отправлять в одну из школ, не обязательно Гончаровскую или Тупобычковскую - в любую, где обучают письму и счёту - Когидскую, Противноводскую или иные, где выбор изучаемых предметов был много меньше. Потому что грамотеи требовались, чтобы прочитать или составить грамотку.

В обиход стали входить охотничьи самострелы, стальные рыболовные крючки, даже коньки появились в обиходе. Камень, керамика, металл - все эти материалы продолжали использоваться в качестве инструментальных. Олова для бронзы нам так и не встретилось нигде. А, может, никто не узнал этой руды? Наш с Фаей сынок с головой ушёл в создание паровых машин, он всё время что-то пытается в них улучшать. А я жду новой беды. Давненько никто нам не угрожал. Не должно так быть в эти дикие времена. Тем более, что ездют сюда всякие, насчёт поменяться охочие. С юга в основном.

Многое видят для себя диковинное, возвращаются потом обратно да рассказывают о чудесах северных. А нашим казакам приходится перенимать разбойничьи шайки. Можно было бы сказать, что попахивает порохом… хе-хе. Когда бы нашел я селитру.

- Учитель! Напутствуй меня. Хочу я отправиться на юг, посмотреть как там люди живут. Поговорить с их мудрецами, - Стебелёк явился прощаться.

- Напутствовать, говоришь? - я вот так сразу и не знаю, как отнестись к этой затее. Если не лукавить, то должен я честно сказать ученику, чтобы не маялся он дурью, потому что никого мудрее меня на этом свете нет. Но в этом мире за слова отвечать приходится всегда, а читать курс диамата первобытным людям, как я уже сообразил, преждевременно… неохота, если не кривить душой. С другой стороны, народ тут живёт самостоятельный, в решениях своих твёрдый и, кроме как перед родичами своими никому ничем не обязанный. Вот и выходит - нет смысла этого мальца удерживать. Так что, лучше проститься по-человечески, да и забыть про парнишку: - Что же, изволь. В краях дальних носи одежду местных жителей. Не спорь и ничего не доказывай, но неизменно выказывай уважение обычаям и верованиям. А то не свидимся.

Сказал я эти слова, и неладно стало на душе. Чует моё сердце, забредёт он туда, где, может статься, уже живут при рабовладельческом строе. Без поддержки родичей нетрудно и сгинуть на чужбине. А ведь какой гончар славный!

Вскоре прибыл к нам гость с волокушей, в которую была запряжена лошадь. Если кто забыл, так службу в своей прошлой жизни я начинал в артиллерии в те поры, когда конная тяга ещё использовалась. А уж миномёт на лошадку навьючить в гористой местности - этому нас даже обучали. Поэтому сразу сделал охотничью стойку и давай парня этого улещать и окучивать, чтобы он и кобылок нам привёл, и жеребцов, а мы бы ему за это… да много у нас разных привлекательных вещей, одни железные инструменты по нынешним временам - это же чудо.

А он - ни в какую. Речь его не наша и не праттская, объясняемся, в основном, знаками и, чего ему нужно, толком разобрать не можем, но сам он предлагает шкуры, которых и без него в нашем Союзе хоть завались. Пристаёт к каждому, у кого на поясе приметит стальной ножик, и тащит беднягу к своей волокуше, пытаясь тому впарить свой товар.

Сразу видно, что издалека. Никак не может сообразить, что в этом селении за всех одна только лавка и покупает, и продаёт. А с лавочником я в сговоре.

Дней десять у нас этот чудак прожил, кормясь в школьной столовой. В казарме поселился после того, как его отмыли в бане и переодели в чистую тканую одежду, на которую бедняга смотрел, как на чудо. А я времени даром не терял, всё лошадку охаживал. Диковатая какая-то попалась животина, но ячменные лепёшки уважала со всей страстностью своей конской души. Уздечку на неё по-человечески сшил, и удила железные приспособил, и седло со стременами примерил. Знаю я, как эта лошадиная амуниция устроена..Ну а потом сел я на неё верхом - ох, и брыкалась тварь! Но, не извольте беспокоиться, я нынче в самой поре, мне ещё и тридцати нет. Мышцы в тонусе, в седле сиживал. Справился с негодницей, подчинилась она.

Гостюшка наш только диву давался. Он к тому времени, хоть и путался в словах, но объясниться по нашенски уже мог. Я не зря к нему самых толковых ребят приставил, чтобы чувствовал себя этот человек, как дома.