Питтакус Лор: Пропущенные материалы: История Восьмого

Но вот однажды, проснувшись после долгого сна, я обнаружил прямо рядом с собой маленького черного кролика. Зверек просто смотрел на меня.

— Привет, Кролик, — сказал я. После нескольких лет молчания, это были первые слова произнесенные вслух. Кролик только повернул голову, и не бросился убегать, даже когда я сел.

— Бууу! — попробовал я. Но зверек и тогда не испугался. Казалось, ему меня почти жалко — как будто, он не хотел оставлять меня в одиночестве.

Так мы и смотрели друг на друга какое-то время. Мне было хорошо в его компании, и тогда я притворился, будто он разумное существо и может понимать меня. Я стал говорить с ним, рассказал один анекдот, затем второй. Судя по тому, как кролик морщил носик, было ясно, что я действительно его рассмешил. В эти недолгие минуты, я чувствовал себя прежним.

И вдруг я тоже стал черным кроликом. Вначале я даже не заметил перемены — просто отметил, что мир видится как-то по-другому. Все стало крупнее, но также намного проще и понятней. Запахи обрели образы и формы; тропинки появились там, где их прежде не было. Воспоминания уступили место инстинктам.

Мы с кроликом принялись гоняться друг за другом по лесу, перепрыгивая через камни и юркая за деревья. В общем, веселились, предаваясь простым кроличьим радостям.

В какой-то момент позади раздался шум. Ничего особенно — просто камушек свалился, но не успел я опомниться, как от испуга снова стал собой. А тот кролик исчез.

Больше я никогда его не видел, но он напомнил мне, что у меня еще есть незавершенное дело, что я должен прекратить жалеть себя и начать хоть иногда радоваться жизни. Также зверек открыл мне мое новое Наследие — способность менять форму.

Вместе с этим приходит вопрос: обладай я Наследием оборотничества, когда Лола предала нас, помогло бы оно мне спасти Рэйнольдса? Глубокой ночью я лежу, мучаясь бессонницей, перед глазами снова проносятся картинки последних мгновений жизни Рэйнольдса, и я представляю, как все могло бы быть. Вот я превращаюсь в льва и рву могадорцев на куски. Или оборачиваюсь драконом и выдыхаю на них пламя.

Но это только фантазии. Потому как даже сейчас, обретя это Наследие довольно давно и тренируясь изо всех сил, я не могу превратиться ни в дракона, ни в льва. А какая может быть польза от умения превращаться в кролика в борьбе с инопланетными войсками, я пока не представляю.

Однако я не сдавался — часами сидел в своей пещере и накручивался, пытаясь вызвать львиную злобу, силу и гордость. Ни разу не сработало. Превращаться я мог только в маленького черного кролика.

Проснувшись этим утром, я не спеша вылезаю из-под уступа в скалах, где устроил себе жилище, и поднимаю глаза в небо. Все как всегда. Я понимаю, что не могу остаться тут навечно, но и уйти отсюда тоже пока не готов. Потягиваясь и зевая пытаюсь возблагодарить судьбу за то, что все еще жив.

И лишь превратившись в кролика, дабы отправиться на поиски пропитания, замечаю кое-что необычное. Нюх подсказывает: неподалеку кто-то находится. Я уже не одинок в этих горах.

Следовало бы испугаться, но страха нет. По крайней мере, пока. В основном, мне любопытно.

Не думая об опасности, бросаюсь вскачь по земле, траве и камням к источнику этого непонятного запаха.

Неожиданно с неба на меня неожиданно кидается ястреб, сердце ускоряет ритм, и я, прибавив скорости, заскакиваю в густой кустарник, где листва защищает меня от зорких глаз хищника. Потеряв аппетитную добычу из виду, ястреб клекочет в досаде и устремляется обратно ввысь. Придется ему поискать себе закуску где-нибудь в другом месте. Я слыхал, не так далеко отсюда можно отведать недурную самосу. [1] Самоса — индийский вариант самсы (прим. переводчика).

Переждав немного, тщательно принюхиваюсь к воздуху и только потом вылезаю из-под кустов и продолжаю свой путь. Наконец, поиски приводят меня к озеру. Неподалеку от берега, прислонившись к скале, сидит седой мужчина. Его глаза прикрыты, морщинистое лицо освещает умиротворенная улыбка.

Не знаю, как к этому относиться, но по неясной причине внешность мужчины кажется мне обманчивой — в пожилом теле чувствуется внутренняя сила, она сквозит в той спокойной уверенности, с которой он улыбается.

Смерть Рэйнольдса приучила меня больше никогда никому не доверять. Если б Рэйнольдс не доверился Лоле, если б не влюбился в нее — он бы ни за что не раскрыл ей наши секреты. А значит, у нее не было бы шанса сдать нас могадорцам. И тогда Рэйнольдс остался бы жив. Доверие — опасно. Но сколько бы я себя в этом ни убеждал, не могу ничего с собой поделать — все равно чувствую доверие к этому мужчине.