Роман Злотников - Арвендейл. Император людей

Алый герцог появился в Сартаксисе в полдень.

Сартаксис был большим приморским поселком, даже скорее маленьким городом, только он не был окружен стенами и потому не имел права претендовать на этот статус. Формально Сартаксис принадлежал к домену графа Антоиса, который уже лет сто как был немощным стариком, но, пользуясь именно его немощью, потихоньку-полегоньку стал практически независимым. Герцогских сборщиков податей, как и иных представителей властей, в город практически не пускали. Не то чтобы горожане все как один выходили на окраину города, вооружившись чем попало, и вставали стеной… То есть на улицы-то как раз выходили. Как только на горизонте появлялись некие должностные лица, местный люд организованно высыпал на улицы и, кланяясь и расточая слащавые улыбки… выстраивал этакий живой коридор к ближайшему от окраины трактиру. Где прибывших уже ждали местные городские власти с хлебом-солью наперевес. Далее должностные лица, соответственно, приглашались откушать «чем боги послали», кое мероприятие непременно сопровождалось неумеренными возлияниями. Которые происходили под аккомпанемент слезливых жалоб на «скудость жития», подтверждаемую тем, что, мол, вроде как и разрослось поселение, а стену вот никак поставить не можем. Да что там стена… на храм и то денег нет, который год мучаемся. Уж больно народ бедствует и с хлеба на воду перебивается. После чего в руки должностных лиц перекочевывали кошели разной степени набитости (согласно рангу), а поутру сии должностные лица, мучимые головной болью, споро покидали Сартаксис. Им было и невдомек, что столь усугубивший их утренние страдания шум был вызван тем, что по давно уговоренному и свято соблюдаемому всеми местными жителями порядку в то утро, когда в таверне отдыхают «от вчерашнего» должностные лица, всю принадлежащую местным жителям довольно многочисленную скотину гнали на пастбища и выпасы как раз мимо окон тех комнат, в которых столь значимые лица изволили проводить ночь. А и правильно. Нечего в Сартаксисе торчать всяким чужакам. Ибо народ здесь жил серьезный. И делами занимался тоже серьезными. Очень не любящими чужого глаза. Это только в ревизских сказках графа Антоиса Сартаксис значился бедным рыбацким поселком. На самом деле, зайди кто-нибудь из должностных лиц в первый попавшийся, как правило, крайне неказистый домишко, его внутренне убранство тут же ясно показало бы несостоятельность всех жалоб городских властей на местную скудную жизнь. Ибо городские жители занимались отнюдь не рыбной ловлей или, скажем так, не только рыбной ловлей. Основным их занятием была контрабанда…

Никто не знал, когда это началось. По преданиям, во время второго нашествия западных, когда возникла угроза самому существованию империи людей, Сартаксис был захвачен одним из первых. А оставили его орки, соответственно, едва ли не самым последним. И за те два года, что орки здесь хозяйничали, местные жители, хоть и уменьшились в числе более чем наполовину, как-то стерпелись и сжились с орочьим правлением. Тем более что основные ужасы произошли в самом начале нашествия и спустя год-другой успели несколько подзабыться. Более того, местные даже наладили некоторый немудреный, но, как потом выяснилось, крайне доходный бизнес, на местном жаргоне именовавшийся фарцуй. Бизнес этот не прервался и с уходом орков. Правда, продолжился он уже не с самими орками, а с теми, кто, так же как и сартаксисяне, сумел с ними ужиться. Так что в те времена, когда разоренная чудовищной войной Империя едва-едва начала приходить в себя, здесь, в Сартаксисе, наоборот, жизнь забила ключом…

Впрочем, это продолжалось недолго. Местный владетель, обнаружив, что в одном из подвластных ему поселений народец живет не в пример окрестностям и позволяет себе сладко пить и сытно жрать, в то время как во многих городах дети пухнут от голода, а в деревнях пашут на себе либо, в лучшем случае, на коровах, тут же обложил Сартаксис солидным, налогом. Это наполнило местные умы немалым озлоблением и привело их к странному заключению: мол, при орках как раз жилось неплохо, а вот всякие там благородные, наоборот, жизни не дают. Это убеждение, передаваемое затем из поколения в поколение, и сформировало особенный, потаенно-настороженный и обособленный дух Сартаксиса, едва ли не предопределивший поголовное увлечение его жителей этим не слишком законным промыслом. Ибо основной доблестью здесь стало считаться умение не дать этим присосавшимся «к жиле» благородным того, что, как они полагали, положено им согласно принятым ими же законам. Укрыть, словчить, прикинуться, но не отдать «своего». Случаи, когда удавалось сделать это, а лучше еще и неким образом посадив этих самых благородных в лужу, служили основой для местных легенд и семейных преданий, то есть того, чем в других местах служили истории о стойких и храбрых людях, отдавших свою жизнь, но не пустивших врага к родному порогу, либо тех, кто, снимая с себя последнюю рубашку, спасал, защищал и обогревал вроде как совершенно чужих ему людей, являя тем самым истинные образцы милосердия…