Василий Кононюк - Все только начинается

— Ас хьа нанн дина. — Веревка практически не мешала говорить.

— Грубиян, — сделал вывод Саша и продолжил свою мысль: — Это лечится относительно просто. — Не мудрствуя лукаво, он точно и сильно шарахнул палкой по левому мизинцу на ноге. — Придется тебе дальше босиком… в ботинок, поди, уже не поместится.

— Что вы делаете! Прекратите немедленно! У меня сыворотка с собой. Его же журналистам показывать будут. Зачем лишние неприятности?

— Что ж вы молчали? Конечно, несите. Охота мне с ним возиться. А ты, смотри мне, лучше под кайфом все расскажи, а то будет бобо. — Пользуясь отсутствием начальства, Саша расплющил мизинец на правой ноге. — Не ори. Симметрия требует жертв. Моя бабушка всегда говорила: «До пары, чтоб не съели татары». Она меня, правда, манной кашей кормила, но, думаю, тут этот принцип тоже нелишним будет.

Полковник пришел с набранным шприцем, осуждающе посмотрел на Сашу и воткнул иглу в вену на стопе.

— Камеру бы надо, — вспомнил Саша кинофильмы с допросами в полиции.

— Все под контролем, — снисходительно глянув на него, сказал полковник, — камера, микрофон с вай-фаем и ноут в рюкзаке.

— Круто, — с уважением сказал Саша, — хотите, я буду контролировать, когда он врет?

— Я по глазам это вижу, Горыныч. Отдыхайте, вы и так сделали больше, чем вообразить можно было. Да и слушать вам не стоит то, что говориться будет. Меньше знаешь, крепче спишь.

«Бумеранг. Сам недавно это говорил, ко мне и вернулось. Никому мы, Хор, больше не нужны… мавр сделал свое дело, с мавром нужно рассчитаться».

Саша побрел к мешку с зелеными бумагами проверять свои навыки устного счета.

«Веселое было путешествие, единственно жаль, что ваши традиции праздновать победу над врагом столь несовершенны. Даже ваши предки понимали, что от поверженного врага обязательно нужно что-то оставить на память. Скальп, отрезанные уши, засушенный череп, что-то очень личное и индивидуальное. Кубок из черепа, оправленный серебром… вы многое потеряли, Сеш. Ваша мораль стала убогой, высушенной и пресной. Ваша жизнь — рабской. Наводнив земной шар собой, вы уже, как бактерии в старом забытом бульоне, начинаете задыхаться в миазмах собственных духовных испражнений».

«Опять ты за свое. Я бы с удовольствием сделал кубок из вон той головы, которую снял с плеч с твоей помощью. И вина из него бы выпил с удовольствием… но жена не поймет. Она многое способна понять, но кубок из черепа выходит за рамки ее чувства прекрасного. А я не могу ставить под удар свою жизнь из-за такой мелочи, не имеющей принципиального значения. Я лучше граненым стаканом обойдусь. С ушами еще хуже. У нас один боец на ринге другого за ухо укусил. Казалось бы, что тут такого? Даже не отгрыз. Так пацана натурально затравили. Посадили на таблетки, опустили ниже плинтуса. А какой боец был, красавец… вернемся, я тебе его первые бои покажу».

В мешке оказалось семьсот сорок тысяч американских президентов. Саша разделил на девять кучек по восемь пачек, еще две пачки решил с согласия коллектива добавить полковнику. У начальства всегда много расходов. Заметив Сашины манипуляции с интересным материалом, к нему начал подтягиваться народ, чтобы вникнуть в суть и проверить свои навыки устного счета.

На таких примерах лучше всего заметна прирожденная тяга к знаниям, характерная для хомосапиенсов. Саша вспомнил своего университетского преподавателя, объяснявшего самым тупым студентам основы теоретической механики на деньгах и пиве. Многим становилось ясно, о чем идет речь, и сразу возникал живой интерес к предмету.

— Получается по восемьдесят штук на брата и двадцатка в остатке. Предлагаю двадцатку Первому добавить. Ему разгребать все, что мы начудили.

— Летунам надо бы что-то выделить. Хоть по штуке. Ребята тоже в деле, — вступил в разговор Гусь.

— Тогда давайте пятерку летунам и пятнадцать Первому.

— Лады. — Гусь снял одну пачку со своей стопки и положил перед Сашей. Остальные дружно повторили его движение.

— Вы чего, ребята?

— Бери, Горыныч, это от души. По большому счету мы тут так, мимо проходили, остальное ты сам сделал. Где ж ты раньше-то был?

— Где ж ты раньше был, целовался с кем? С кем себе самому изменял? — громко запел Саша вместо ответа на вопрос. Правды не скажешь, а выдумывать чего-то не хотелось. — А как вы железяки делите? Я хочу этот ножик, шашку и ружье на память оставить?

— Горыныч, будь проще. Холодное в рюкзак лезет, ружье вон в то покрывало замотай, к рюкзаку подцепи и скажи, что так и было. Нашел, над чем голову ломать.