Юлия Андреева - Дерево не выбирает птиц

Тихо, спокойно, приняв последнюю дозу эликсира, больше вряд ли удастся раздобыть у ордена, из которого он вышел. Принять и стать другим человеком.

Ким не мигая смотрел на бутоны лотосов, чувствуя нарастающую в них силу, по воде пошла неуловимая рябь. Он видел это столько раз уже в этой жизни, в этих жизнях видел ЭТО — величайшее откровение мира, распустившийся щелчком бутон лотоса. Чпок, чпок, чпок, взорвались сразу же три цветка. Ким заставил себя затаиться, ощущая всем телом живой поток высвобожденной энергии. Его мысли прояснились. Чпок, чпок, чпок, чпок! О, как же это прекрасно, когда в пруду распускаются сразу же почти все лотосы.

Он уйдет из этого мира, чтобы раскрыться, распуститься, расправить свои лепестки далеко отсюда. Последний шанс, последняя возможность превратиться в прекрасный цветок, в совершенного воина, правителя, философа — впрочем, он уже был всем этим целых три раза. Скоро Ким снова станет молодым, и на этот раз уже молодым и привлекательным. На кой черт нужны полумеры?! Он снова будет в строю, напишет «Бусидо». Пусть на сто лет раньше положенного, а кто первый — тот и молодец! И пусть ему потом говорят об авторском праве, когда именно он, и никто другой, застолбит тему.

Или просто проживет жизнь счастливого человека, садовника, который будет возиться с растениями, обустраивать пруды с лотосами, пусть еще рядом будет любимая женщина — одной вполне достаточно для счастья, если она по-настоящему любит или хотя бы преданна и верна. Пусть будут дети. Пусть будут прохладные вечера и прогулки, саке и комочки риса…

Идея уйти из жизни именно в этом году явилась не спонтанно. Просто, согласно истории, сегун Токугава-но Хидэтада должен был умереть именно в 1632 году в возрасте 52 лет, а это могло означать только одно — если в этот год сегуну надлежит дать дуба, временному поселенцу самое время делать ноги.

Подробностей о смерти Хидэтада не сохранилось, но, судя по всему, именно потому, что ничего в этой смерти не было геройского. Того, о чем принято слагать песни. Вероятнее всего, сдох от цирроза печени, ибо не фиг лакать саке и думать, что все сойдет с рук. Не было сказано и когда именно произойдет сие знаменательное событие. Следовательно, удара, сердечного приступа, прободной язвы или еще чего-нибудь не менее омерзительного можно было ожидать в любой момент.

При иных обстоятельствах, возможно, Ким попытался бы обмануть судьбу: подлечиться, не пить, пытаясь хотя бы ненадолго продлить свои дни, но тогда на его след тотчас же вышли бы прежние соратники из ордена «Змеи», от внимания которых не скрылось бы, что сегун не преставился в положенный срок. А следовательно…

И еще одно, точнее одна. Больше ордена «Змеи», больше засланных в замок убийц Ким боялся дочери ведьмы Осибы, невестки Ала — Юкки. Ведь это именно она обучила Кима по собственному желанию занимать чужие оболочки, не пользуясь для этого эликсиром.

Воплощенная жестокость — Юкки только в качестве злой шутки могла выбить душу из какого-нибудь воина, на время завладев оболочкой. Воспользоваться телом миловидной служанки во время собственных месячных, для того чтобы, не откладывая, заняться любовью со своим муженьком Минору. И самое удивительное, что только она, ведьма Юкки, могла затем вернуться в свое собственное тело, каким-то чудом оживив его. Должно быть, стервоза владела какой-то хитрой методикой работы со временем. Сам Ким на такие фортели смотрел с понятной завистью и страхом. Подобное получалось у него только при Юкки, а без нее — никогда. А Ал, Ал, скорее всего, держал подле себя ведьму именно потому, что либо она была его вассалом, либо он присягнул на верность ей.

Ким нехотя поднялся и, последний раз взглянув на пруд с распустившимися в нем лотосами, оправив одежду, отодвинул норэн [12] Норэн — занавеска над дверным проемом с разрезом посередине в половину или три четверти высоты косяка. и вышел в коридор.

Юкки, ох уж эта Юкки, с некоторых пор у Кима вошло в привычку, нет, в навязчивую идею, или того хуже — в манию, искать во всех встречных-поперечных неуловимые черты ведьмы.

Во время той самой инспекции на землях даймё Мацукура ему показалось, что он отыскал проклятую Юкки, вдруг обнаружив ее в молодой привлекательной крестьянке, доставленной в замок вместе с другими бабами для услаждения самураев. Что-то было не так с этой девушкой. Ее спокойствие, что ли… В то время как все остальные гнусно выли, просясь отпустить их домой, как же, вернут их без отработки положенного! Но все равно, почему бы и не попросить, но та странная бабенка вообще ни о чем не молила, не проронила слезинки, она просто смотрела на Кима красивыми блестящими глазками, словно знала, что тот убережет ее от бед.