Стивен Кинг - Крауч-Энд (сборник)

Тут в гостиную вернулась миссис Крачмер, платье от «Нормы Камали» было совершенно мокрым спереди, но пятна исчезли.

— Отпусти Лиссу, — продолжал настаивать Трент.

— И отойди от нашей мамочки, — добавила Лори.

Теперь миссис Эванс уже сидела, прижав руки к голове и растерянно озираясь. Голова казалась ей раздувшейся, точно шар, она была полностью дезориентирована в пространстве и ощущала страшную слабость, но боль, терзавшая ее на протяжении последних четырнадцати дней, отступила. Она понимала, что сотворила нечто ужасное, огорчила Лью, возможно, даже опозорила его. Но в тот момент испытывала только облегчение — боль ушла. Раскаяние и позор придут позже. Теперь же ей хотелось лишь одного — подняться наверх, очень медленно — и прилечь.

— Вы будете наказаны за это, — сказал Лью, злобно глядя на своих пасынков, слова эти раздались в полной тишине, воцарившейся в гостиной. И оглядел всех четверых по очереди, словно оценивая степень вины каждого. И когда взгляд его остановился на Лиссе, девочка начала плакать. — Прошу простить за столь неподобающее поведение наших детей, — обратился он к гостям. — Боюсь, моя жена их несколько распустила. Им нужна хорошая английская нянька, которая…

— Ну и осел же вы, Лью! — сказала вдруг миссис Крачмер. Голос у нее был громкий, но не слишком мелодичный, и немного напоминал крик того самого животного, о котором она только что упомянула. Брайан вскочил, обнял сестру и тоже заплакал. — Ваша жена потеряла сознание. Вполне естественно, что дети встревожились.

— Вы совершенно правы, дорогая, — заметила лекторша в розовом, с трудом выбираясь из камина. Только теперь платье ее было уже не розовым, а серым от пепла, а пухлое личико перепачкано сажей. Лишь туфельки с загнутыми вверх носками сохранили прежний вид, правда, теперь как-то не слишком сочетались со всем ее обликом. Тем не менее она сохраняла полное спокойствие, точно с ней не произошло ничего экстраординарного. — Дети должны заботиться о своих матерях. А мужья — о женах.

Произнося эти последние слова, она смотрела прямо на Лью, но тот, похоже ничего не заметил. Он провожал взглядом Трента и Лори, которые помогали матери подняться наверх. Лисса с Брайаном тащились следом, точно почетная свита.

Вечеринка продолжалась. Инцидент был, что называется, исчерпан. Да и вообще, университетским людям было не привыкать к разного рода инцидентам: чего только не случалось у них на вечеринках! Миссис Эванс (спавшая не больше трех часов в сутки с того момента, когда муж объявил о предстоящем приеме) уснула тотчас же, как только голова ее коснулась подушки. А дети слышали, как болтает и хохочет внизу Лью, разыгрывавший роль гостеприимного хозяина. Тренту даже подумалось, что отчим, должно быть, испытывает сейчас облегчение — ему не приходится делать на людях непрерывные замечания своей нерасторопной и робкой, как мышка, жене.

И ни разу за весь вечер он не поднялся наверх — посмотреть, все ли с ней в порядке.

Ни разу. До самого конца вечеринки.

Наконец, когда за последним гостем затворилась дверь, он, тяжело ступая, поднялся сам и велел подниматься жене. Что она и сделала, послушно и поспешно, как поступала с того самого дня, когда совершила роковую ошибку, дав в присутствии священника клятву, что будет во всем подчиняться своему мужу.

Затем Лью заглянул в спальню Трента, находившуюся рядом, и окинул детей злобным взглядом.

— Так и знал, что все вы здесь, — удовлетворенно кивнув, заметил он. — Заговорщики! Вас ждет наказание. Да, так и знайте. Завтра. А сегодня чтоб все и немедленно разошлись по своим комнатам и хорошенько обдумали позорное свое поведение. Ну, живо, все по местам! И чтобы никаких больше шастаний по дому!

Ни Лисса, ни Брайан вовсе не намеревались «шастать», они слишком устали и морально, и физически. И им хотелось только одного — улечься в свои кроватки и уснуть. Но Лори, несмотря на запрет Папы Лью, все же вернулась в комнату Трента. И оба они молча и с отвращением слушали, как отчим отчитывает мать за то, что та осмелилась упасть в обморок на его вечеринке… А мама только рыдала и не возразила ему ни словом.

— О, Трент! Что же нам делать? — прошептала Лори, уткнувшись носом брату в плечо.

Лицо Трента было неестественно спокойным и бледным.

— Делать? — переспросил он. — Да ровным счетом ничего, Килька.

— Но мы должны! Трент, мы должны! Так же нельзя. Надо ей помочь!

— Нет, мы ничего не должны делать, — медленно произнес Трент, и на губах его заиграла странная и немного пугающая улыбочка. — За нас все сделает дом. — Он взглянул на часы и пошевелил губами, точно отсчитывая время. — Завтра днем, примерно в три сорок, дом все сделает за нас.