Лада Лузина - Ангел Бездны

Преодолев двести метров, они словно оказались в огромном коконе ваты — в отдельном маленьком мире, оторванном от всех. Тотальная, всеобъемлющая желтизна действовала странно: настроение поднималось, становилось бравурным, точно тебе вкололи вдруг дозу витаминов. Безлюдность пленяла; ты ощущал себя владельцем бесконечно-туманной оранжевой тайны, спрятанной под самым носом у центрального — официального, президентского, депутатского — Киева.

— А ты знаешь, что горожане считают Лысой Горой это место. И у них есть доказательство, — шутливо сказала Акнир. — На ее вершине стоит наша Рада, где собирается главная нечисть.

— А внизу, пока у Зеленого театра не построили клуб, тусовались студенты и сатанисты… — показала осведомленность Чуб.

Тропа не чуждалась людей — пару раз на обочине встречались семейства пеньков. Старший из них был столом, меньшие — стульями. Тропа ждала и привечала гостей, но лишь избранных и самых бесстрашных — любое преступление, случившееся здесь даже в самый разгар дня, наверняка б прошло незамеченным.

Но Даша Чуб никогда не боялась стремных городских нычек. В том числе и тропы, ведущей к овеянному городскими страшилками Зеленому театру, именуемому в простонародье «Зеленкой». Чем дальше они шли, тем чаще Чуб радостно пинала ногами ворох листьев, подпрыгивала, напевала, тем лучше понимала, за что Ирина Ипатина любила эту дорогу. Тем сильнее сомневалась, так ли уж та была плоха… Тем больше верила, что убийство приемного отца было страшной, дикой ошибкой! Делом рук неизвестного Ангела Зла.

— Здесь на самом деле есть точка силы, — словно прочла ее мысли Акнир. — Если Ирина была некромантом, понятно, почему ей нравилось здесь. Место давало ей энергию, — в отличие от Даши, пристрастие Ирины к тропе ведьма оценила отнюдь не в ее пользу.

— Я бы тоже любила здесь гулять, если б рядом жила, — защитила девушку Чуб. — Это значит, что я — некромантка?

— Это значит, что ты — ведьма, — сказала Акнир. — Потому тебе здесь так хорошо. И мне хорошо. А поскольку каждая третья киевлянка обычно потомственная ведь…

— Про потомство расскажешь потом, — сказала Чуб и быстро показала пальцем вперед.

В первый момент Акнир не поняла, почему Дашу заинтересовал первый прохожий, встреченный ими после девушек-готок. Мужчина явно был одет не для прогулок по тайным тропам: серый костюм, галстук и уже испачканные влажной грязью дорогие туфли. Но поза его объясняла все: он стоял чуть в стороне от дороги, согнувшись и держась обеими руками за ствол дерева, рядом валялась пустая бутылка водки. Если он выпил ее в одиночку, не удивительно, что он едва стоял на ногах.

— Ты че, не узнала его? — нетерпеливо толкнула спутницу Даша. — Это ж Егор. Жених Иры… Помнишь, вдова говорила, что он как-то держится. Она ошибалась… Он сейчас упадет. Ну вот!..

Не удержавшись на ногах, Егор рухнул во влажную перину из желтой листвы. Даша бросилась ему на помощь… и замерла в позе бегуньи с выставленною вперед правой рукой.

Упав на землю, жених забился, как эпилептик, суча ногами, руками, издавая хрипящий и мучительный звук. Взвыв, он покатился по земле. А потом случилось странное: лежащий на кронах деревьев туман вдруг упал вниз, слился в огромный ком. Или Егор уполз в сгусток тумана? В секунду он исчез из вида, став невидимым размытым пятном. Пятно заорало:

— Помогите мне! Помогите…

Выйдя из ступора, Даша побежала на звук.

— Стой, стой, — догнала ее Акнир. — Не подходи к нему…

— Почему? — рассерженно крикнула Чуб, отталкивая спутницу.

— Быстро рисуй над ним круг Киевиц, — снова вцепилась в ее одежду Акнир.

— Я плохо рисую…

— Хоть как-то!

— Я не вижу его…

— Рисуй!!!

Неуверенной рукой Чуб описала в воздухе круг, и едва она завершила окружность — отчаянный душераздирающий вопль прекратился, перешел в тихий стон. Туман рассеялся на глазах, точно его сдуло ветром. Неподвижное тело Егора лежало чуть в стороне от дороги, утопая в листве.

— Теперь ты дашь мне позволенье подойти нему? — раздраженно спросила Даша и, не дожидаясь ответа на риторически-вредный вопрос, подбежала к лежащему.

На первый взгляд, он был жив и здоров — лишь дышал тяжело и глядел в небо бездумными глазами, как человек, секунду тому переживший тяжелый приступ и еще не успевший поверить, что страдание ушло. Погруженный в свои страсти, он не слышал и не видел их — Егор не спросил ни про круг, ни про Киевиц — посмотрел на них так, будто только заметил.