Урсула Ле Гуин - День Прощения

— Конечно.

— И все они будут иметь отношение к культуре и поведению, верно?

Подумав немного, Тейео кивнул.

— Вы принадлежите к одной и той же расе и даже народу. Вы одинаковы во всем, не считая легких различий в оттенках кожи. Если воспитать ребенка-раба как хозяина, он будет собственником во всех отношениях, и наоборот. Таким образом, вы всю жизнь поддерживаете разграничение, которого на самом деле не существует. И я не могу понять, почему вы не видите, насколько это напрасно и бесполезно — причем, не только в экономике, но и…

— На войне, — вдруг добавил он.

Наступило долгое молчание. Солли еще о многом хотелось сказать, однако она терпеливо ожидала развития темы.

— Я был на Йеове, — сказал он в конце концов. — На самом острие гражданской войны.

Так вот где ты получил все эти шрамы, подумала она.

Как бы скрупулезно Солли ни отводила взгляд в сторону, она давно уже рассмотрела стройное черное тело Тейео, а на занятиях айджи увидела на его левой руке длинный широкий шрам.

— Как ты, наверное, знаешь, рабы колонии подняли мятеж — сначала в некоторых городах, а потом на всей планете. Наша армия состояла только из рабовладельцев. Мы не посылали туда рабов-солдат, потому что они могли нарушить присягу. На фронт улетали лишь веоты-добровольцы. Мы считали себя хозяевами, а их — слугами, но война шла на равных. Я понял это довольно быстро. А позже мне пришлось признать, что мы воевали с сильным и умным противником. Они победили нас.

— Но это… — начала было Солли и замолчала.

Она не знала, что сказать.

— Они побеждали нас с самого начала, — рассказывал он. — Частично из-за того, что наше правительство не понимало, насколько они хороши и сильны. А они сражались лучше и злее нас, разумно и с исключительной смелостью.

— Они боролись за свою свободу!

— Возможно, — вежливо ответил Тейео.

— И ты…

— Я хочу сказать, что уважал своих противников.

— А мне ничего не известно об этой войне, да и вообще о войнах, — сказала она со смесью горечи и раздражения. — Я жила какое-то время на Кеаке, но там не было войны. Там происходило расовое самоубийство. Бездумное уничтожение биосферы. Наверное, есть большая разница… Именно тогда союз Экумены решил ввести запрет на некоторые виды вооружения. Мы просто не могли смотреть на то, как Оринт и Кеака разрушали самих себя. Терранцы тоже отвергали Конвенцию союза. И они едва не погубили свою планету. Между прочим, я наполовину терранка. Мои предки веками гонялись друг за другом по планете — сначала с дубинами, а позже с атомными бомбами. Они тоже делились на хозяев и слуг… целые тысячелетия. Я не знаю, насколько хороша Конвенция союза и верна ли она. Кто мы такие, чтобы позволять другим планетам то и запрещать им это? Но идея Экумены предлагает способ сосуществования! Способ открытого общения. Мы не хотим мешать кому-то двигаться вперед.

Он слушал ее и ничего не говорил. И только позже тихо прошептал:

— Мы учились смыкать ряды. Всегда. Я думаю, ты правы. Это была напрасная трата времени, сил и духа. Вы более открыты. И мне нравится ваша свобода.

Эти слова многого стоили ему, подумала Солли. Не то что ее словоизлияния, похожие на танцы света и тени. Он говорил от чистого сердца, и поэтому она с благодарностью принимала его похвалу. К тому времени Солли начала понимать, что с каждым прошедшим днем она все больше и больше теряла уверенность и надежду. Она теряла убежденность в том, что их выкупят, освободят, что они когда-нибудь выберутся из этой комнаты, и что вообще останутся живыми.

— Это война была жестокой?

— Да, — ответил он. — Я даже не могу объяснить… Не могу сказать… Там все происходило ослепительно быстро, как в мощных вспышках света.

Он поднял руки к лицу, словно хотел закрыть глаза, а затем с укором посмотрел на Солли. И тогда она поняла, что его стальное на вид самообладание было уязвимо во многих местах.

— То, что я видела на Кеаке, происходило в такой же манере, — сказала она. — Я тоже ничего не могла объяснить. Как долго ты был на Йеове?

— Чуть меньше семи лет.

Она поморщилась.

— Значит ты везучий?

Этот странный вопрос не имел прямого отношения к тому, о чем они говорили, но Тейео по достоинству оценил его.

— Да, — ответил он. — Мне всегда везло. Большинство из моих соратников погибли в боях, и многие из них — в первые три года. Мы потеряли на Йеове триста тысяч человек. Правительство замалчивает это. Подумать только: две трети веотов Вое Део убиты! А я остался жив. Наверное, я действительно очень везучий.