Но он знал, что это невозможно. По крайней мере, для кирпичных дел мастера. Все, что он мог сделать, он сделал. Все, что он может — это отойти от берега на сто и двадцать футов.
— Ты думаешь, — спросил он после долгого молчания, во время которого она убирала со стола и мыла тарелки в колодезной воде, которая спустя много дней после ухода Гневных снова стала очищаться, — ты думаешь, может быть… это… — Ему было трудно говорить, но она спокойно стояла, ожидая, и он вынужден был завершить. — Что это действительно конец?
Молчание. В одной освещенной комнате, и во всех темных комнатах, и на выжженных полях и опустошенных землях — молчание. В черном Зале над ними, на вершине холма — молчание. Молчит воздух, молчит небо, тишина во всех местах нерушимая, безответная. Только далекий шум моря и очень тихо, зато близко дыхание спящего ребенка.
— Нет, — сказала женщина. Она села напротив него и положила руки на стол, прекрасные руки, темные, как земля, с ладонями цвета слоновой кости.
— Нет, — сказала она, — конец будет концом. А это пока что ожидание его.
— Тоща зачем мы все еще здесь — именно мы?
— Ну, — сказала она, — у тебя остались твои вещи — кирпичи, а у меня ребенок…
— Завтра нам надо уходить, — сказал он после паузы. Она кивнула.
Они встали до восхода солнца. У них уже не оставалось никакой еды, так что она сложила в мешок кое-какую одежду для ребенка и надела теплую замшевую накидку, а он заткнул за пояс нож и мастерок и натянул теплый плащ, принадлежащий раньше ее мужу, и они оставили маленький домик и вышли на пустынные улицы, в холодный, тусклый свет.
Они спускались с холма, он впереди, она за ним, неся спящего ребенка, укутанного в складки плаща. Он не свернул ни на дорогу, ведущую вдоль берега на север, ни на южную дорогу, но прошел мимо рыночной площади и прочь из города, на утес, а затем по каменистой тропе к берегу. Она неотступно следовала за ним, и никто из них не произнес ни слова. У самой воды он обернулся.
— Я буду поддерживать вас на воде столько, сколько смогу.
Она кивнула и мягко сказала:
— Лиф, пройдем по дороге, которую ты построил, до самого ее конца.
Он взял ее за руку, и они вступили в холодную воду. Очень холодную воду. И холодный свет с востока освещал их спины и пенные ряды, с шипением накатывающиеся на песок. Они ступили на подводную дорогу и ощутили под ногами прочную кирпичную кладку, и ребенок снова заснул на ее плече, завернувшись в плащ.
С каждым шагом все тяжелее становилось выдерживать удары воды. Начинался прилив. Буруны быстро намочили их одежду, заставили их дрожать от холода, оросили брызгами их лица и волосы. Берег остался за их спинами, но совсем недалеко, и, обернувшись, можно было увидеть и темный песок под утесом, и сам утес, и бледное, безмолвное небо над ним. Вокруг них бушевали вода и пена, а перед ними простиралась великая, неспокойная пучина.
Высокий вал зацепил их на своем пути к берегу, пронзив кинжальным холодом; ребенок, проснувшись от тяжелого шлепка моря, заплакал, его негромкое хныканье было едва различимо на фоне протяжного холодного, шипящего бормотания моря, всегда говорящего одно и то же.
— Я не могу! — закричала мать, но крепче уцепилась за руку мужчины и стала рядом с ним.
Подняв голову, чтобы сделать последний шаг с созданной им вещи по направлению к безбрежности, он увидел некий абрис в западной части моря, скользящий свет, мелькание чего-то белого, напоминающего белую грудку ласточки, выхваченную на фоне темного неба последним лучом солнца. Казалось, что сквозь голос моря пробиваются еще какие-то звенящие голоса.
— Что это? — спросил он, но ее голова склонилась к ребенку. Она пыталась унять негромкий плач, бросавший вызов невнятным, но грозным речам стихии. Он стоял, замерев, и смотрел на белизну паруса, на танцующий над волнами свет, направлявшийся к ним и к великому свету, разгоравшемуся за их спинами.
— Подождите, — донесся зов из вещи, пляшущей по серым волнам и белой пене. — Подождите! — Голоса мелодично звенели и, когда белый парус заполнил небо над ними, он увидел лица и тянущиеся к ним руки и услышал, как они говорят ему:
— Идите, идите на корабль, пойдем с нами на Острова.
— Держись, — мягко сказал он женщине, — и они сделали последний шаг.
Читать дальше