Урсула Ле Гуин - Всегда возвращаясь домой

Я все-таки хотела бы думать, что каждый хоть немного постарался узнать о людях Красных Кирпичей. Они жили на побережье и в глубине страны, прежде чем Внутреннее Море переполнилось и затопило сушу; некоторые из старинных городов, оказавшихся под водой, должно быть, принадлежали им. По-моему, колеса они не знали. Зато делали сложные музыкальные инструменты. Их музыка тоже записана и сохранена в Памяти Столицы Разума; здесь в городе есть один композитор Такулькунно, который изучал их музыку и использовал ее, создавая свои произведения — как наши строители используют их кирпичи.

Что значит «плакать в океане»? О, видите ли, это значит прибавлять понемножку к тому, что и так уже полно, или же прибавлять слишком мало там, где требуется значительно больше. В общем, это все равно что «слезами море солить»…

Запись отрывка из драматической ваквы «Цветы фасоли», Принадлежащей Обществу Сажальщиков Пять Народов говорят:

— Откуда мы пришли сюда? Как мы сюда попали?

Старый Мудрый Человек отвечает:

— Благодаря Вечному Разуму! Благодаря Священной Мысли!

Пять Народов бросают в него фасоль и повторяют:

— Откуда мы пришли? Как мы сюда попали?

Старая Рассказчица отвечает:

— Из недр земли! В семени, в яйце, в чреве своем представители всего, что живет на Земле, принесли вас, и вот вы благодаря им родились на свет!

Пять Народов бросают в нее фасоль и говорят:

— Откуда мы пришли сюда? Как мы сюда попали?

Койотиха отвечает:

— С запада пришли вы, с запада, из Ингаси Алтай, из-за океана. Танцуя, пришли вы, на двух ногах пришли вы.

Пять Народов говорят:

— Какое счастье, что мы попали сюда, в Долину!

Койотиха говорит:

— Ступайте назад! Идите и прыгните в океан. Лучше б я никогда не думала о вас. Лучше б никогда не соглашалась с вами. Лучше бы вы оставили мою страну в покое.

Пять Народов бросают фасоль в Койотиху и прогоняют ее, крича:

— Эй ты, Койотиха! Ты спала со своим дедушкой! Все койоты крадут цыплят! А у этой Койотихи вся задница в клещах!

— Как давно ваш народ живет в Долине?

— Всегда.

Но выглядит она озадаченной, отвечает не очень уверенно, ибо вопрос для нее странен. Не будете же вы спрашивать: «Как давно рыбы живут в реке? Как давно трава растет на холмах?», и не станете ожидать точного ответа, какой-то определенной даты, количества прошедших лет…

А что, если спросите? Предположим, я возьму и спрошу. И это будет не праздный вопрос. В конце концов, рыбы живут в реках только с тех пор, когда, согласно строго определенным этапам эволюции, они появились на свете. Большая часть тех трав, что растут сейчас на холмах, не росли там до 1759 года от Рождества Христова, когда в Калифорнию явились испанцы и завезли сюда овес.

И эта женщина из Долины прекрасно понимает, как ей можно напомнить о точке отсчета времени и о том, какие вопросы можно задавать и как на них следует отвечать. Однако польза самого такого вопроса и правдивость ответа на него могут показаться ей весьма относительными и отнюдь не самоочевидными. Если же мы начнем чересчур настойчиво требовать от нее каких-то там конкретных дат, она, возможно, пояснит: «Вы все время ведете речь только о начале и конце, об источнике и океане, но только не о реке, их соединяющей».

Всякая история имеет начало, середину и конец; так еще Аристотель говорил, и никто пока что не доказал, что он был не прав; с другой стороны, то, что не имеет ни начала, ни конца, а только сплошную середину,

— это и не рассказ, и не история. Но что же это такое, раз так?

Миру Европы семнадцатого века начало было положено 4400 лет назад на Ближнем Востоке; Вселенная двадцатого века была создана 24 000 000 000 лет назад где-то Там, во время чудовищного взрыва, и еще там был свет. Обе эти вселенные будут иметь свой конец; он непременно последует; в Судный День под трубный глас или же-в жидком, темном, холодном супе энтропии. Другие времена, другие страны могут иметь совсем не такие начало и конец; загляните во Всемирную Историю, в раздел Индии, и найдете там совсем иную картину. Разумеется, Долина не имеет аналогичных начал и концов; но она, похоже, вообще не имеет ни начала, ни конца. Она вся — как бы посредине.

Ну конечно, у них есть космогонические мифы! О да, это-то у них есть.

— А как племя людей пришло в Долину и стало там жить?

— Ах, это все Койотиха, — говорит она. Мы с ней сидим сейчас среди чуждой здешним местам кукурузы, в тени гигантских здешних дубов на пригорке у ручья, неподалеку от Стержня. В Синшане кипит жизнь, но все это дальше, справа от нас — и не то чтобы жизнь там была особенно бурной; просто время от времени хлопает чья-то дверь, раздается стук молотка, звучат чьи-то голоса; а вообще солнечное летнее пространство наполнено тишиной. Слева от нас, в роще и на поляне, где высятся крыши пяти хейимас, вообще ничто не движется, разве что в небесах парит коршун и меланхолично выкрикивает свое «ке-ер! ке-ер!».