Урсула Ле Гуин: Sur

Подъем по леднику оказался делом нелегким. Сначала наш путь пролегал по довольно ровной и хорошо размеченной вспомогательной группой местности, но через несколько дней стали встречаться ужасные пропасти и лабиринты занесенных снегом трещин от фута до тридцати шириной и от тридцати до тысячи футов глубиной. Шаг за шагом мы продвигались вперед и вверх, проведя на леднике целых пятнадцать дней. В начале пути погода стояла теплая, до двадцати градусов по Фаренгейту, и в душные ночи, наполненные светом, наши маленькие палатки становились удивительно неудобными. Все мы в той или иной степени пострадали от снежной слепоты, и это как раз тогда, когда острое зрение было необходимо нам, чтобы уверенно выбирать дорогу среди торосов и расселин в измученном теле ледника, а также чтобы просто наслаждаться красотами вокруг нас, ибо каждый день являл нашим взорам все новые и новые безымянные величавые пики на западе и юго-западе: вершина за вершиной, долина за долиной, голый камень и снег, застывшие в середине бесконечного дня.

Всем этим горным вершинам мы давали имена, но не очень серьезно, поскольку не рассчитывали, что наши открытия станут достоянием географов. У Зои обнаружился настоящий дар придумывать названия, и это благодаря ей на некоторых самодельных картах, до сих пор хранящихся по чердакам нескольких домов в тихих южноамериканских предместьях, встречаются такие любопытные места, как «Большой нос Боливара», «Я — генерал Росас», «Творец облаков», «Чей палец?» и «Трон Девы Марии Южного Креста». Когда мы выбрались наконец на высокогорное плато, огромную внутриконтинентальную равнину, именно Зоя назвала ее «пампасами», утверждая, что вокруг нас бродят огромные стада невидимых животных. Призрачные стада, пасущиеся на обметаемом поземкой снегу, а их гаучо — беспокойные, безжалостные ветры. Мы все тогда немного тронулись от усталости, большой высоты — все-таки двенадцать тысяч футов над уровнем моря, — холода, задувающего ветра и сияющих колец или крестов вокруг солнц, которых, как нам иногда казалось, на небосводе было сразу три или четыре.

Это место совсем не для людей. Нам следовало повернуть назад, но, с такими трудностями добравшись туда, мы сочли необходимым продолжить путь, по крайней мере, какое-то время.

Когда началась метель и стало очень холодно, нам пришлось в течение тридцати часов оставаться в палатках в спальных мешках. Отдыху мы конечно были рады, но больше всего нам хотелось тепла, которого на всей этой ужасной равнине не осталось нигде, кроме как в наших венах. Почти все тридцать часов мы лежали, тесно прижавшись друг к другу, а под нами был лед в две мили толщиной.

Потом внезапно небо очистилось, и на плато пришла хорошая погода: двенадцать ниже нуля и не очень сильный ветер. Мы втроем выползли из палатки как раз в тот момент, когда наши подруги выбирались из второй. Карлотта сказала, что ее команда хочет вернуться. Пепита чувствовала себя плохо, и даже после отдыха во время метели температура у нее не поднималась выше девяноста четырех градусов. Сама Карлотта дышала с трудом. Зоя еще держалась, но сказала, что лучше останется с подругами и поможет им в трудной ситуации, вместо того чтобы продолжать двигаться к полюсу. Мы вылили четыре унции писко, оставленные до Рождества, в какао за завтраком, откопали палатки, нагрузили сани и расстались на пронизанной белым светом беспощадной равнине.

К тому времени наши сани стали заметно легче, и мы продолжали двигаться к югу. Хуана ежедневно вычисляла наши координаты, и 22 декабря 1909 года мы достигли Южного полюса. Погода как всегда не радовала, и абсолютно ничего там не нарушало монотонности унылой белизны. Мы обсудили, стоит ли нам оставить на полюсе какой-нибудь знак, например, пирамиду из снежных кирпичей или флаг на штоке от палатки, и решили, что делать это незачем. Все то, что мы могли сделать, все то, чем мы были, не имело никакого значения в этом ужасном месте. Мы поставили палатку на час, чтобы попить чаю и отдохнуть, а затем сняли наш «Лагерь 90ь». Долорес, стоявшая, как обычно терпеливо, впрягшись в ремни от саней, взглянула на снег: он смерзся так плотно, что на нем не осталось даже следов нашего посещения.

— Куда? — спросила она.

— На север, — ответила Хуана.

Конечно же, она пошутила, потому что в этой точке планеты нет другого направления, но мы даже не засмеялись: губы наши потрескались от мороза, и смех причинял слишком много боли. Вскоре группа отправилась в обратный путь. Ветер дул нам в спины, подталкивая нас и срезая острые кромки с волн застывшего снега.