Ольга Макарова - Осколки чего-то красивого

Через полгода в школу пришел бард. С виду бродяга и бродяга, но Ростор его принял, так что начались еще и уроки музыки. Тут Нарине не было равных — даже сам Рамон(тот самый бард) просто разводил руками и замечал, что если так и дальше пойдет, это ему надо будет учиться…

Но время шло, а учеников по-прежнему оставалось только трое…

…

…Рядом сидел Дункан. Молчаливый и суровый. От него сейчас веяло угрозой, как веет из могилы холодом и сыростью. Он был весь словно сжатая пружина — только отпусти…

Каждое полнолуние, когда Нугут сидел у кровати Нарины, в ее комнате, заполненной запахом чая из тишь-травы, Дункан был рядом. Неизменно в посеребренной кольчуге; и держал руку на рукояти серебряного меча…

Нугут так и не научился ему доверять. Даже в самый обычный солнечный день он ловил себя на мысли, что старается не поворачиваться к рейдеру спиной…

— Ее держит не тишь-трава, — вдруг произнес рейдер. — Ее держишь ты.

Нугут посмотрел ему в глаза, но ничего не ответил; погладил по головке Нарину…

— Я смотрел, — продолжал Дункан. — Я спрашивал об этой траве лекарей из деревень Ростора. Я прочел кипу научных трактатов в библиотеке… Нет, она не удержала бы и обычного оборотня… Здесь нужен особый дар. И дело не в том, что ты орк. Ведь тот знахарь, который учил тебя, был человеком…

— А в чем же дело? — хмыкнул Нугут.

— Не знаю, — сказал Дункан и замолчал…

…Нугут больше никому не рассказывал, что Нарина — оборотень. И особенно боялся, что об этом узнает Ростор. Нугут не был уверен, что над всей его доблестью и силой не возьмет верх лютый ужас…

И, кстати, Нарина тоже не знала о своей лунной стороне. И на этот раз утром она не вспомнит, что было ночью. Но однажды она спросит…

Она много чего спросит… Тайны копятся. Уже есть две: сама Нарина — та, которую призывает Лунная Подруга, и Астель…

— …Нам нужно больше учеников, — говорили на новом совете.

— Почему бы не проехать по деревушкам Ростора и не набрать мальчишек и девчонок? — простодушно предложил Рамон.

— Не все так просто, милый друг, — ласково произнес Геленд. — Вот, например, я своего Вернона искал очень и очень долго, а встретил совершенно случайно. Говоря астрологически, это веление звезд.

— Ну хорошо, хорошо, — согласился Ростор. — Все желающие могут наведаться в деревни… Тут, добрый мой Геленд, возникает и другая проблема: кто же отдаст тебе своего ребенка, будущего работника, кормильца? Мм?.. Эти люди не летают в облаках, как мы с вами: они с детства приучены к земле и не мыслят иного будущего.

— Крестьяне… — неопределенно сказал Кор, поглаживая бороду.

— Вот и я о чем, — снова вступил Геленд. — Некоторые люди связаны судьбой с рождения. Другие — свободны. Нам нужны те, кто свободен.

— И что же ты предлагаешь? — осведомился Ростор.

— Устроим путешествие, — улыбнулся Геленд просто и весело. — Несколько небольших отрядов в разные стороны. Заодно будет случай ученикам повидать мир. Не сидеть же им век за стенами, а?

Столь неожиданное предложение было принято единогласно. Выступил за даже Лека, хотя он-то не выходил из Цитадели много лет.

На следующий день стали собираться и к рассвету послезавтрева вышли в путь.

Лека отправился в Норенайн. На иное Ростор не соглашался: только самая мирная часть материка и только в сопровождении трех его воинов. Но старик уже был счастлив.

Рамон пожал плечами и охраны никакой брать не стал. "Да я всю жизнь странствовал да бродяжничал. Не впервой". Он выбрал Реноцвольф.

Магов Кор сподвиг идти дальше в горы, ко входам в гномьи владения. Правда, Геленд с ними не пошел: сказал, что сердце зовет его совсем в иные дали.

Он примкнул к неразлучным Нугуту, Дункану и Бьёрну.

— Куда едем, народ? — беспечно поинтересовался Геленд.

— На Ильсеной! — бодро ответил Нугут и торжествующе поднял кулак.

— Запе-вай! — скомандовал Рюг, и Вернон с Нариной, будто того и ждали, затянули походную орочью песню, чтоб было веселей…

(30 августа 2003 г)

Идут детишки в школу. Несут детишки здоровенные букеты. Краснея и смущаясь, будут дарить эти букеты учителям. И завтра снова все помойки будут в цветах!

…ирония… да…

Почему-то мне всегда было совестно перед срезанными цветами, умирающими в вазочке, где продляют агонию вода с аспирином или глюкозой. А за цветочные помойки — очень, очень обидно…

Я ехал в троллейбусе, и мир менялся сквозь стекло. Высокие деревья с зелеными кронами изгибались, образуя надо мной полуарку. Чудо… просто стекло какое-то кривое или с наплывом каким, а вот надо же…