Анатолий Нейтак - Мечтатель

Кстати, чем ближе к Горде, тем добрее на нас смотрели крестьяне и тем активнее нам пытались всучить что-либо сверх покупаемого просто так, бесплатно. А в половине дневного перехода брать за провизию деньги просто отказались — и Кремень, что характерно, не настаивал. Да и с чего бы? Осень — время сытное, год выдался урожайный (о чём нас добровольно и подробно бралась просветить чуть не половина встреченных пейзан)… а проявлять щедрость, которая тебе ничего особенного не стоит — приятно.

Лично для меня неожиданно неприятно было другое. Взгляды. Нет, то, что на Кимару будут пялиться — это проходило по разряду ожидаемого. То, что её это будет бесить — тут тоже никакой внезапности. Но вот то, что меня будет бесить, что на Кимару пялятся… неужто в самом деле влюбляюсь понемногу? Конечно, сама по себе забота о соратнике ничего предосудительного в себе не заключает, но…

А, да кого я пытаюсь обмануть! Я не влюбляюсь, а уже влюбился. И дело не только в том самом сакраментальном «на безрыбье и рыбу раком». На родине я такой резвостью в налаживании эмоциональных связей не отличался. Но, учитывая меру и степень моей привязанности к Йени Финру, очень похоже, что я похож на Дездемону. И не надо ха-ха! Довольно точная формула: «Она меня за муки полюбила». И броню моей обычной холодноватой отрешённости, оказывается, быстрее и надёжнее всего пробивает сострадание, рождающееся в ответ на чужую муку.

Кстати, чтобы окончательно избавиться от пошлых ассоциаций, буду сравнивать себя с милягой Гэндальфом. Тот ведь тоже сознавался, что его Кольцо уцепило бы за стремление помочь «малым и слабым», защитить их.

Слава небесам, жалости именно к «малым и слабым», этой паразитической пакости, во мне нет. Я, похоже, сопереживаю сильным и только сильным, а никчёмы подзаборные вызывают у меня исключительно презрение (чаще всего от этих самых никчём хорошо скрываемое, ибо я всё-таки хорошо воспитан). Но уж если сопереживание пустило корни… когда моё терпение иссякло, я начал отваживать от Кимары излишне наглых стандартным мысленным посылом: «Хватит пялиться!» — а если не помогало, то и весомым эмпатическим пинком. К сожалению, она быстро просекла фишку и вызверилась уже на меня. Мол, нечего строить из себя защитника, если захочу, сама им всем напинаю, какое твоё собачачье дело и так далее в том же духе. Правда, букву клятвы молчания она при этом старательно соблюдала, так что со стороны мы смотрелись… м-да.

— Знаешь что? — ответил я на это, когда она «выговорилась» и после очередного мысленного напоминания успокоилась уже многократно опробованным способом. Вслух, кстати, ответил, чтобы Кремень, Губа и Штырь тоже слышали. — Может, я не совсем прав. Может, тебе за каким-то демоном нужна злость на этих идиотов… хотя я ума не приложу, зачем, но возможно. Так вот: если я позволю себе стоять в стороне и ничего не делать с идиотами, которые раскрыв пасти зырят на твоё лицо, я перестану себя уважать.

Но я могу сама…

— Да, можешь! — перебиваю, пока Кимара не пошла на второй заход. — Но мы, если ты об этом забыла, — одна группа. Соратники. И впереди у нас рейд по опасной территории. Если тебя так задевает мелкая, ничего мне не стоящая помощь, в Темноземелье у тебя будет множество возможностей вернуть мне долг. Хотя я помогаю тебе, отнюдь не рассчитывая на какие-то там моральные обязательства и прочую хрень.

Мне не нужно твоей помощи!

— Может, и не нужно. Но она у тебя будет.

В общем, поссорились мы. А что поделаешь? Пусть уж лучше Плеть на меня смотрит волком, чем занимается самоедством или вызверяется на идиотов и особенно идиоток (обозвать Кимару «бедняжкой», да ещё в пределах её весьма острого слуха — это надо быть кандидатом на вручение премии Дарвина!). Как бы ни парадоксально прозвучало, но эта злость мне выгодна. По принципу «плохой рекламы не бывает»: лучше негативное отношение, чем равнодушие.

Кстати, после моего спича Губа и Штырь тоже принялись ненавязчиво отгонять чужаков от Кимары. За что я им тихонько выразил своё мерси. Всё же оставлять отношения в группе на самотёк — не дело… а несколько демонстративно устранившийся от дел Лараг предоставил мне в этом плане полную свободу. (Кстати, то, что Плеть не стала апеллировать к куратору, даже не попыталась, — само по себе согрело мою душу. Впрочем, вполне возможно, что она просто заранее просчитала последствия и не стала совершать бессмысленных телодвижений… умница!).

…А потом был последний ночлег под крышей, в Горде, у одного из отставников гильдии. Между прочим, живого напоминания о том, насколько опасно это Темноземелье и как повезло Палёному, да и Кимаре. Перекрученная, усохшая и почти неподвижная правая рука, утратившая симметрию грудная клетка, отгрызенная аж по середину бедра нога… сипящая, затруднённая речь, сплошная седина — в возрасте не более тридцати лет! При одном взгляде на эту руину некогда сильного и здорового человека холод тёк по жилам и сосало под ложечкой.