Александр Бушков - Анастасия (сборник)

Мне тогда едва пятнадцать исполнилось. Я не бежал следом за другими мальчишками с нашей улицы – я стоял и думал. Когда–нибудь и я создам нечто великое, вот о чем я тогда думал.

С визгом открылись какие–то ворота. Стража весело перекликалась со схватившими нас соглядатаями, их шуточки в наш адрес могли привести в уныние и храбреца…

Меня столкнули с повозки, подхватили, не снимая отвратительного мешка, повели куда–то, грубо пихая, но я вдруг перестал обращать внимание на тычки в спину – сердце наполнила надежда…

Меня вели вверх.

С изначальных времен повелось, что застенки размещают у самой земли, а то и под землей, словно стараясь укрыть от солнечного света и жертв, и палачей. В основе, думаю, лежит доставшееся нам от зверей подсознательное стремление надежно укрыть добычу. Мне пришло в голову, что об этом свойстве людей, безусловно, следует упомянуть в моем труде, представить как еще одно проявление животной сущности человека. Лишний аргумент не помешает.

Меня вели вверх, перестали толкать, и не слышно было, чтобы пьянчуг тащили следом. Конвоиры свернули налево, потом направо, снова налево, мы шагали по чему–то мягкому, вернее всего по коврам, звуки наших шагов отнюдь не напоминали гулкий топот ног по голому тюремному полу. Я ощутил стойкий запах дорогих благовоний и, наверное, впервые в жизни прошептал: «Хвала священному петуху, символу бога солнца, хвала священному быку, хвала священному дельфину…» Хватит. Кажется, обошлось…

С меня содрали мешок. Я стоял в богато убранной комнате. Небрежно отстранив стоявшего у двери солдата, в комнату вошел скромно одетый человек. Увидев его, я окончательно забыл о темных подземных застенках. Правда, душевного спокойствия у меня не прибавилось, скорее наоборот. Я давно его знал и благоразумно заботился, чтобы наши пути не пересекались, а интересы не сталкивались, – для меня схватка с ним была бы гибелью.

Клеон его звали – вольноотпущенник, верный пес Пасифаи, главный поверенный ее тайных дел. Личность, обладавшая могуществом, стократ превосходившим мое даже во времена моего расцвета. Я не мог понадобиться ему ради пустяка…

– Стерегите этого человека, – сказал Клеон, не глядя в мою сторону. – Когда вернусь, скажу, что с ним делать дальше.

И скрылся в другой двери.

Бинотрис, числится подметальщиком дорожек в дворцовом саду

Ну а этот кубок – во здравие священного петуха! За быка я уже пил вроде. Эх, жизнь ты наша, эх, капризы богов, что вы с человеком–то выделываете! Плохо только, что в одиночку пить приходится, собутыльника иметь не разрешают, но, с другой стороны, имея такие деньги, имея такое вино… На кой ляд собутыльники, если разобраться? Ну их.

Нет, ну это ж надо! Тетка моя путается с одним царским соглядатаем, а у того брат служил в дворцовой страже, а у того племянница была любимой флейтисткой царя нашего, высокого Миноса. Вот и покатилось от человека к человеку, когда двадцать лет назад захотелось мне получить беспечальную доходную работенку.

Нашли такую, порадели за родственничка, ничего не скажешь. Пить вот приходится в одиночку, потому что, если словечко сболтнешь, – крышка. Ну да за такие деньги, с таким вином… Здравие великого Миноса!

Отменным все–таки мастером был Дедал. Голосники эти придумал, трубы хитрые, что–то там еще, все в стены поупрятано, я и не интересуюсь. Наворотил умелец – мне самому иногда страшно делается. Кашляну я в эту трубу – рев на весь дворец, а уж если я благим матом заору… Вот вам и рык Минотавра, держите меня, хохотать больно! Двадцать лет блажу чудовищем, а все эти олухи от страха поносом маются…

И всего–то десять раз в сутки – по казенным водяным часам. Я в эти часы, каюсь, давно вместо воды вино заливать приноровился – тоже мокрое, так же капает, время не хуже воды отмеряет, и веселей с ним как–то…

Вот и вся моя работа. Сто стран обойди, легче не найдешь. Только бы – язык за зубами.

Пора, что ли, по моим винным часам? Пора. Последнюю – во здравие Минотавра! Ну, я вам сейчас рявкну – боги уши зажмут. Собутыльника бы мне еще…

Пасифая, царица Крита

– Сначала доложили о Горгии, и пришлось его принять. Меня мутит от него, но ничего не поделаешь. Странно даже, что он мне не нравится, – высокий, сильный, загорелый, с красивой проседью, и этот короткий шрам на щеке его не портит. Разве что немного мрачноват, но мрачность я к числу мужских недостатков не отношу. Вполне в моем вкусе.

Но между нами стоит Минотавр. Двадцать лет я пытаюсь его уничтожить, и двадцать лет Горгий мне в этом препятствует. Наша взаимная ненависть такая давняя и немеркнущая, что стала привычкой, по–моему…