Валентин Егоров - Одиночество

В свою очередь я был вынужден разговаривать с ним общими намеками и экивоками, в жизни я никогда не доверял открытой телефонии и всегда считал, что ее прослушивают все, кому не лень. Но сегодня у меня не было времени на организацию и осуществление подобных разговоров, поэтому я предложил Мольту встретиться рано утром, чтобы переговорить о нашем будущем, на что он охотно согласился.

Мольт всегда охотно встречался со мной, потому что именно такие встречи и приносили в его жизнь наиболее интересные события и перемены в самой его жизни. В шесть часов утра следующего дня Мольт чуть похрапывал в кают-компании, навалившись на меня сзади, а мы летели с ним позавтракать, где-нибудь на испанском побережье. Именно из этого местечка планировалась отправка Мольта в клинику Ратько, но этого мой друг пока еще не знал.

В ресторанчике не было других посетителей, только я и мой старый друг Мольт, на этот раз одетый не в генеральский мундир, а в легкие шорты и тенниску с кроссовками. В ресторанчике нас так рано, разумеется, не ждали, но были рады иметь посетителей, лишний заработок — это реальная поддержка семьи рыбака. Старшая дочь рыбака открыла дверь заведения, приняла нас приветливо и гостеприимным махом руки предложила нам выбирать любой вариант завтрака. Мольт очень любил беседовать с молодыми женщинами поэтому лично занялся утрясанием вопросов нашего меню на завтрак. Я же дышал свежим морским бризом, наслаждался великолепным видом марины, а эти двое что-то говорили и говорили, не обращая на меня никакого внимания.

Кто-то коснулся моего плеча, я приоткрыл глаза и вопросительно посмотрел на старшую дочь рыбака, которая приглашала меня следовать за ней. Всего несколько скользящих шагов и мы с ней оказались на большой открытой веранде, в дальнем углу которой в старом кресле качалке расположился Мольт. Я присел на лавку с противоположной стороны от Мольта стола и посмотрел на стол, который был уставлен самой деликатесной морской вкуснятиной, но мне есть уже не хотелось. Только сейчас в глубине души моей сформировалось окончательное понимание того, что сейчас я прощаюсь со своим старым другом, который в свое время, не задумываясь, отдал мне, иномирянину, неизвестно откуда возникшему на его планете, всего себя без остатка.

Свои взаимоотношения с академиком Ратько, с первого же дня их установления, я строил с одной только надеждой на то, что когда-нибудь Мольту потребуется моя помощь в возвращении его молодости. Я потратил немалое количество миллионов кредитов только на то, чтобы академик Ратько в своем центре имел бы лучшее в мире медицинское оборудование и технику, а также лучших медицинских специалистов, способных творить чудеса. Ратько при встречах постоянно мне твердил о том, что его центр и персонал центра совершит чудо и вернет Мольту лет сорок.

Почему Ратько и его ученые проявляли такой интерес и горячее желание помочь именно к Мольту, я не знаю, но не раз в открытую говорил академику, что готов возместить ему любые расходы на проведение операции по сохранению великой души генералиссимуса. Разумеется, это мое предложение академиком и его окружением было встречено с большим интересом и воодушевлением.

В какой-то момент во мне даже появилось ощущение того, что академик Ратько неплохо разбирается в том, что происходит в моем сознании. В отдельные моменты нашего разговора Ратько плотоядно улыбался, длинным и узким языком старательно вылизывал свои тонкие губы. Эти он мне словно предлагал, ты поможешь мне заполучить самого генерала Мольта на операцию в центр, а я даже могу найти инвестора для того, чтобы операцию омоложения генералиссимуса. Когда же категорически отказался от такого предложения, заявив, что не потерплю участия третьих лиц в нашей договоренности, то академик был страшно ошеломлен моим ответом, он этого совершенно не ожидал. Но с этого момента я стал работать с академиком Ратько с твердой уверенностью в том, что рано и поздно мне придется с ним дополнительно разбираться. Я вкратце переговорил с генералом Снегом, поясним, что его люди с этого момента глаз не должны сводить с академика и его ученых, доверять кому-либо таких людей, как генералиссимус, просто так нельзя.

Как только мы вдвоем остались на открытой веранде ресторана, то генерал Мольт продолжал наслаждаться дыханием свежего морского бриза, покачиваясь в кресле-качалке. За его спиной я прошел к самому обрыву к морю и, опираясь на джентльменскую трость-рапиру, стал ожидать появление катера, который должен был забрать с собой этого неугомонного старика. Сегодня бригадный генерал Мольт жил свой последний день, около одиннадцати часов вечера его сердце воина должно было бы навсегда остановиться. И этой информации я не мог не поверить, ее передал мне человек, который никогда и никому не врал. И тогда у меня не оставалось времени на принятия другого решения, я же не хотел, чтобы генералиссимус мог бы умереть.