Валентин Егоров - Одиночество

Ровно в десять утра, знаете ли ведь, что все галовизионные трансляции прямого эфира не будут начинаться и заканчиваться в точно объявленное заранее время, то рекламодатели навсегда покинут галовизионные каналы, и тогда подобные торжественные церемонии некому будут транслировать, центральной на площади Лимы появился король Один Первый. Разодетых в пух и прав королевские одежды, он вихляющейся походкой прошелся к помосту, установленному перед войсками и в кратком обращении к народу своего королевству, сказал, что находясь в здравом уме и рассудке, а также заботясь о народном благе и процветании, решил добровольно войти в состав свободных государств Империи.

После этой речи из десяти слов, король Один на негнущихся ногах направился ко мне, а я в этот момент стоял перед танковым полком. Когда развалина король упал передо мной на колено и произнес слова ленной клятвы, я вытащил большой двуручный меч и возложил его на правое плечо Одина, но сделал это не очень осторожно. Один Первый, король Океании, от боли и тяжести меча перекривил лицо и послал меня, куда подальше.

Я хорошо понимал, что это старый человек, но очень умный человек никогда не простит мне его личного позора на центральной площади столицы его королевства. Поэтому в знак будущей и вековой дружбы между нашими народами, я за счет государственного бюджета Империи построил трехэтажный особняк на окраине Лимы, где расположился королевский филиал имперской Службы безопасности. Триста сотрудников имперской Службы безопасности, получавшие самые высокие зарплаты, верой правдой служили Империи по искоренению зла, предательства и вероотступничества в высших эшелонах власти имперской провинции Океания.

Что касается Анны, то мы, как я думаю, после всего того, что она видела происходило время обеда с Одиным Первым, мы расстались с этой девочкой и больше никогда с ней не встретимся. Проза жизни Регента Империи оказалась не для тонких чувств этой девушки и она сама поняла, что не выдержит напряжения такой жизни рядом с таким человеком, как я. Когда из столовой ее в свою комнату уводил Герцег, она на секунду задержалась, подошла ко мне и прошептала;

— Извини меня, но, кажется, я во многом была не права! Мне пока не следует спешить замуж.

Затем повернулась на каблуках сапожек и, сексуально покачивая бедрами, надолго исчезла из моей жизни. В тот же вечер в сопровождении достойного эскорта Анна вылетела в Эдвардс обычным пассажирским лайнером, где собрала свои вещи и вместе с тетушкой Розой и младшей сострой Ольгой вылетели в столицу Саану. В столице они все поселились в одном из домов, принадлежавших семейству де Готье и стали вести независимый от меня образ жизни.

Никто, разумеется, из широкой публики точно не знал, что побудило короля Одина Первого включить свое королевство в состав имперского содружества. Бродило множество предположений и догадок, но все они были на уровне фантастики и не имели под собой ни малейшего основания, чтобы их можно было бы принимать в качестве достоверных утверждений. Двор короля Одина Первого и сам короли ни с кем не встречались и ни о чем на эту тему не говорили.

Мой Сашка представителям прессы нахально врал в глаза, утверждая, что я на рыбалке с близкими ко мне людьми. Возникло одно небольшое недоразумение, оказывается, я был совершенно не прав, когда говорил Одину, что мои службы перехватил подготовленный Властой материал — интервью с ним о возможных последствиях имперского вторжения в королевство Океанию. Материал по спутниковым каналам был перегнан в Саану и в этот же вечер, когда умерла Власта, шел в эфир по каналу частного галовидения. Вся имперская демократическая общественность приготовилась проклинать меня, как узурпатора власти, подавителя демократических свобод и моих генералов, как агрессоров. Но она не успела этого проделать, когда на следующее утро имперское галовидение начало прямую трансляцию о добровольном присоединении королевства Океании к Империи и о принесении ленной присяги Одиным Первым.

Демократическая общественность открыла рот… и тут же закрыла его, говорить было не о чем. Правда, мне перезвонил сенатор Рексоул, спикер обоих палат имперского Сената, чтобы поинтересоваться именем нового спикера имперского Сената. Когда он напрямую задал мне этот вопрос, то на этот раз мне пришлось широко открыть рот… и заткнуться. Я, разумеется, планировал такую операцию, но несколько позже, в октябре следующего года, не мог же этот старый сенатор настолько далеко заглядывать в эту имперскую политику, чтобы просчитывать мои действия. Но к этому времени я уже научился у своего Сашке одной хорошей вещичке — врать напропалую. Поэтому, смеясь, предложил сенатору, чтобы он собрал манатки из сенатского кабинета и что даю ему на это денька два-три не более. Потом подумал немного и добавил, что, если в эти дни не пришлет ко мне на ночь свою секретаршу, то может уже завтра собирать свои вещи и покинуть здание имперского Сената.