Марианна Алферова - Беловодье

Роман поставил бокал на поднос и пошел наверх, ступая медленно, торжественно. Он шел к Тине, а думал о Наде. И улыбался так, будто в самом деле шел к Наде. Ступени деревянной лестницы скрипели на все голоса — каждая по-своему: одна испуганно, другая протяжно, третья приветливо. Он не замечал, что лестница давно не метена и в уголках скопился сор. Он думал о Наде.

Едва он постучал, как Тина распахнула дверь.

— Чего тебе? — В глазах стояли слезы.

О, Вода-царица, как ей больно. Но это вполне поправимо. Он протянул ей бокал:

— Выпей. Это заговоренная вода. Твое чувство ко мне тут же испарится. Мы будем друзьями. Хорошими друзьями на всю жизнь.

Несколько секунд она смотрела на него остановившимся взглядом.

«Она милашка, — успел подумать Роман. — И фигурка ничего. Что такого…»

И тут она ударила снизу вверх по подносу. И вся заговоренная вода из бокала выплеснулась в лицо колдуну. Это было посильнее, чем кислота.

Роман зашелся не криком, а хрипом, половина лица его вспучилась белым с лиловыми прожилками пузырем, а глаз вылез из орбиты и сделался мутен. Поднос и бокал еще летели на пол, еще Тина, окаменев от ужаса, бессильно хватала ртом воздух, а Роман уже катился вниз по лестнице. Он боялся, что потеряет сознание от рвущей лицо боли и тогда уже навсегда, до самой смерти останется обезображенным и одноглазым. Колдун схватил бочонок с драгоценной водой, выбил пробку и налил пустосвятовскую воду в эмалированный таз. Тина сбежала следом.

— Роман, миленький… — Голос ее звучал откуда-то издалека. Заглушая все звуки, накатывал шуршащий невидимой галькой прибой.

«Сейчас потеряю сознание…» — подумал Роман, хватаясь за край стола.

Но превозмог себя и погрузил голову в воду. И боль стала таять куском льда в кипятке.

— Роман, миленький, я не хотела… Я же не знала, что это заклинание так подействует на тебя… я не знала… — металась по кухне Тина.

Он поднял голову. Пузырь ожога несколько спал, но глаз почти не видел. Лишь что-то смутное, неясное, не отсюда. Роман ощупал лицо.

— Так знай… — Колдун говорил невнятно — рот стянуло от ожога на сторону.

Он выплеснул воду в раковину и вновь наполнил таз чистой пустосвятовской влагой. Какое счастье, что у него было достаточно воды. А если б не было? Грязной водой уродство не смоешь. Ну что ж, говорят, уродам хорошо подают возле рынка…

Вновь погрузил голову в целительную влагу и стал дышать воздухом через воду. Вода в тазу пузырилась и кипела, желтовато-розовая пена выплескивалась на пол. Когда Роман вновь поднял лицо, в тазу плавали ржавые хлопья вперемешку с кровяными нитями. Колдун откинул мокрые волосы с лица и шагнул к зеркалу. Ожог исчез. Поврежденный глаз выглядел почти нормально, только стал чуть темнее, а белок покраснел. Но это пройдет. Роман зажмурил здоровый глаз. Восстановленный видел как прежде, — только и воссозданную кожу на веках, и сам глаз сильно жгло.

— Ну как, все хорошо? — жалобно спросила Тина.

Она ожидала, что он обругает ее или… но Роман не сказал ничего.

— По-моему, ты сделался только красивее. — Она заискивала. Готова была на что угодно, лишь бы он не прогонял ее. Ползать в ногах. Лгать, лебезить. Не станет же он насильно выгонять ее из дома!

Он ушел к себе в спальню и запер дверь.

— Роман, миленький, — она поскребла дверь ноготком, — что мне делать?

Он распахнул дверь, и Тина едва не упала. Он обнял ее, привлек к себе и прошептал на ухо:

— У тебя есть дар. Держись за него, как за страховочный трос. Дар от всего спасет.

— Рома, так ведь я…

— Мне отдохнуть надо. Иди. — Он положил ей ладонь на лоб и прошептал заклинание. До следующего утра вся боль ее уйдет. А завтра… Нет, ей не станет легче. Но сама она немножко отвердеет под напором бед. Надо только эту первую ночь утраты пережить. Он и сам не знал, откуда это знает.

Сейчас он хотел уснуть самым обычным сном. Отдохнуть. Не слишком ли много событий, с тех пор как он вернулся? Колдовской шок, потеря памяти, ссора с Тиной, ожог… И Надя… Надя! Он хотел ее видеть немедленно. Теперь, сейчас, и плевать на то, что между их встречей и днем нынешним пролегла временная полоса длиной в год. Ему нужна была Надя. Только она.

Нет, нет, о Наде не вспоминать, а то он не сможет уснуть, вновь начнет грезить наяву и окончательно измотает себя.

Он заснул, будто провалился в темноту. Спал часа два. Проснулся и сразу вспомнил, что, кроме пережаренной яичницы, ничего не ел. Кажется, Тина обещала обед. Еще до того, как узнала, что он ее не любит. Впрочем, сейчас уже время ужина. Интересно, приготовила она что-нибудь или нет? Он спустился на кухню.