— Как бы мой совет не навредил вместо помощи, — засомневался опешивший лекарь. — Сожалею, но собак, — Миронег бросил осторожный взгляд на ужасные челюсти, не щелкнули бы, — лечить не пробовал... Да и, — добавил он неуверенно, — птиц тоже.
— Жаль, — совершенно убитым голосом проговорило существо. — Что ж, видимо, умру я скоро, и никто не явится, чтобы оплакать последнего Дива на земле!..
Последние слова Див договаривал уже на взвизге, ожесточенно хлопая при этом перепончатыми серыми крыльями. Взвизг оборвался неожиданно разразившимся ливнем слез, угрожающе превращавшимся в весеннее половодье. Зверь прикрыл крыльями, как руками, глаза и рыдал, содрогаясь всем телом и всхлипывая, как малое дитя в объятиях матери.
— А братья-то, — захлебывался Див слезами, — братья-то! Службу выше родства ставят; в гости не зазвать, самому без приглашения не приехать... А горды все, словно не звери при богах, а сами — боги, представляете?! Один, не поверите, клички собственной, родителями пролаянной, стесняется, так и живет безымянный. Пес Бога, вот стыдоба-то!
Ковшиком подложив под нижнюю челюсть концы крыльев, Див опустил морду к земле. Миронег, повинуясь внезапному порыву, сошел с коня и, подойдя вплотную, положил ладонь в кожаной перчатке правее и ниже печально опущенного уха летучего пса. Выше все равно не достать. Шерсть у зверя была жесткая, но податливая, и лекарь стал перебирать ее пальцами. Див подался вперед, стараясь впитать побольше нежданной ласки. Всхлипы прекратились, но из полуприкрытых от удовольствия глаз продолжали выкатываться крупные, с лесное яблоко, слезинки.
— А Цербер-то? — продолжил жаловаться Див. — Как стал трехголовым, так, кажется, ума не приобрел, наоборот, последний растерял... Залетел тут к нему как-то, так он смотрит не на меня, а словно сквозь, будто я не из плоти и крови, а душа бестелесная, как прочие в его сумрачном Аиде. А одна из голов так и глядит прямо в глаза, и не моргает даже, словно век лишилась. Как человек смотрит, не ужасно ли?
Миронег был готов согласиться, что взгляд многих людей неприятен, но сказал иное:
— А знаете, — как быстро пристает мусор: не так давно услышал Дива, а фразу построил по-собачьи, с излишними «а», — кажется, я встречался с одним из ваших родственников...
— Ну? — удивился Див. — Вот сочувствую! Постойте-ка! Дайте взглянуть поближе!
Крылатая собака осторожно, чтобы не задеть Миронега, повернула голову и не только осмотрела, но и старательно обнюхала человека. Хранильник чувствовал волну горячего дыхания, то приливавшую, окутывая все находившееся поблизости неприятным ароматом внутренностей, измученных изжогой, то отступающую прочь, в милосердии оставляя место свежему воздуху.
— Живой вроде... — с недоумением произнес Див. — После встречи с Цербером-то?.. Геракла вот помню, так то — полубог... Хотя собак не любил, как последний, извините, человек. Так братика дубинкой приложил, что тот потом три века в Аиде каждой душе норовил в мякоть вцепиться. А тут человек — и живой? Не понимаю!
— Другого родственника, — поправил Миронег.
— Какого еще? — не понял Див. — Вроде бы Цербер у нас был один. А такие уроды часто не рождаются, генетика это доказала... Хотя откуда вам про нее знать? Вы ее еще не познали.
Миронег постеснялся спросить, какую Генетику — ромейское имя-то! — и когда ему доведется познать, и сказал снова не то, что думал. Это, видимо, становилось у него вредной привычкой.
— Я недавно видел Пса Бога.
— Кошмар! — расстроился Див, и слезы снова полились из его глаз. — А что, он все такой же толстый? Хозяин-то его, знаете ли, Пса, как теленка, откармливает! Говорит, по жирным бокам бить сподручнее, пальцы на ногах целее будут... Братик мой родненький! Как он там, страдает, поди?
— Я нашел его в добром здравии, — сказал Миронег и тотчас удивился перемене, приключившейся — с Дивом.
— В добром здравии? — возопил Див. — А брата, страдающего от одиночества в диком поле, уже, значит, и навестить некогда? Видать, птицей стал другого, чем родственники, полета! Птицей-небылицей! Да тьфу на него вместе с его богом!
В небе прокатился раскат грома. Грозы только и недоставало, подумалось Миронегу. Но откуда гром при ясном небе?
— Ой! — в испуге сжался Див. — Ой, что сказал-то! Гнев обуял, гордыня запутала, а глупость рот открыла...
— Не прекратишь ныть и ругаться — в землю закопаю, — почувствовал Миронег шелестящий голос. Почувствовал, не услышал. То глас не человека — Божий!
Читать дальше