Владимир Аренев: Охота на героя

— это достойно благодарности — спасибо! И… вот еще — спасибо за тот снег, что иногда белесою пыльцою мне остужал разгоряченный лоб, за дождь, что лил ты щедро на меня, за ветер, что игрался волосами, за солнца луч, за ночи тьму — спасибо! И за мою… ну да, за жизнь мою — спасибо тоже…

…и за смерть — спасибо…»

«Пора в путь, — подумал он. — Пора в путь. Больше или меньше суток, но нужно спешить. Скарр мог и ошибиться. А я не могу позволить себе опоздать».

Он встал с камня и пошел дальше, к ущелью. Вспоминать можно было и по дороге…

Тогда, из трапезной, он направился прямиком в Коридор Памяти. Почему-то еще раз потянуло туда — наверное, чтобы посмотреть на табличку Одмассэна. Он знал, что времени не так уж и много, но был уверен, что успеет.

Где-то сзади, за спиной, тяжело задышал Скарр. Он догнал долинщика:

— Погоди. Погоди…

— Что? — обернулся тот.

— Знаешь, я ведь мог и ошибиться, — вымолвил, задыхаясь от быстрого бега, тролль. — Ну, показалось и все такое.

— С твоим-то носом, старина, — усмехнулся Ренкр. — И потом, я видел взгляд Кэнхада. Это будет понадежней твоего нюха, уж поверь. Ты вот что, — добавил он. — Ступай сейчас к Вдовой, собери там мой дорожный мешок: еды не клади, положи только что-нибудь теплое, свитки Ворнхольда, оружие — ну и все, пожалуй. Сделаешь?

— Да. Но…

— Сделай. — Ренкр хлопнул его по плечу. — Я скоро приду, тогда и расскажу.

Тролль вздохнул с каким-то глубоким надрывом, даже со всхлипом, молча кивнул и пошел прочь.

Ренкр проведал табличку Одинокого, но легче ему не стало. Сейчас с ним не произошло того, что было в прошлый раз, когда он словно бы попрощался с Монном. Парень погладил пальцами морщинки букв и отправился в пещеру.

Здесь уже собрались все те, кто в последнее время принимал участие в судьбе долинщика: Скарр, Хиинит, Кирра и Хилгод. Он жестом остановил всякие попытки успокоить его или же расплакаться самим, сел на кровать и внимательно просмотрел, все ли собрал в мешок тролль. Потом подумал немного и послал Хилгода, чтобы тот как можно скорее отыскал стражника по имени Андрхолн. Ренкр подозревал — и не без оснований, — что Кэнхад не удовольствуется одним лишь отравлением, а примет дополнительные меры, чтобы «герой» не сбежал.

Пока дожидались Хилгода с Андрхолном, оказалось вдруг, что у Вдовой есть неотложные дела. Да и у Скарра тоже. Ренкр остался в пещере наедине с Хиинит.

Неожиданно — вот только что стояла почти у противоположной стены — она оказалась рядом с ним и обняла, впившись губами ему в губы. Он ответил ей, но мысли, проклятые мысли были в это время уже далеко, и она почувствовала это.

— Создатель, как все… неправильно! — выкрикнула в отчаянье Хиинит. — Ну почему? Почему?

Он промолчал, только обнял ее и притянул к себе. Вот не было у него нужных слов, не было — и все тут! Он злился сам на себя за это, но поделать ничего не мог. Грядущая смерть уже разделила их.

Снаружи звякнул металл о камень. Вошли Андрхолн с Хилгодом. Стражник смущенно кашлянул и вопросительно посмотрел на долинщика.

— Мне нужна твоя помощь, — сказал тот. — Переходы.

Андрхолн кивнул:

— Я знаю. Но идти следует прямо сейчас. Потом будет поздно.

«Как того и следовало ожидать, — подумал Ренкр, ощущая на сердце накопившуюся горечь. — Впрочем, так даже лучше».

Он обнял Хиинит — теперь уже от всего сердца, с отчаянием думая, что никогда больше ее не увидит. Больше никогда…

Ренкр подхватил с кровати мешок, собранный Скарром, и кивнул Андрхолну:

— Веди.

Он так и не попрощался ни с троллем, ни с Вдовой. Только махнул напоследок Хилгоду: «Помни все, о чем мы говорили» — да пожал руку старому воину.

Затем перед ним раскрылись Переходы горян.

Ущелье закончилось, и трава, как всегда высокая и сочная, подрагивающая стеблями и о чем-то переговаривающаяся, встала перед ним во весь свой рост. Когда-то давно он любил с Тезаром сбегать сюда и ночевать, устроившись в шалашике. Тогда они мечтали о многом, глядя на звезды, — они бредили о подвигах и дальних странах, о звоне мечей и всей прочей романтичной чуши, о чем так любят думать мальчишки. Потом, правда, мальчишки взрослеют и набираются ума-разума, и уже другие забираются в ночную траву и страстно мечтают о вечных, непреходящих и ценных глупостях, которым — не дай Создатель сбыться!

Сегодняшняя ночь не была исключением; кто-то, вспугнутый им, высунулся из травы, мгновение всматривался в лицо Ренкра, а потом вскрикнул и пустился наутек, предварительно судорожно прошептав что-то своему товарищу. Тот присоединился к беглецу.