«Их не принимают всерьез», — внезапно понял Макс. Он вспомнил одну книжку, в которой искали убийцу. Думали, что это сильный накачанный мужик… ну, из тех, с кем обычно не спорят. В общем, подозревали в книге одного, а оказалось, убил совсем другой. На того тоже никто не обращал внимания.
Макс увидел, как вздрогнул и отшатнулся стоявший рядом долговязый немолодой мужчина, пропуская цыганчонка. Однако же тот задержался и внимательно посмотрел на пассажира. Мужчина отвернулся и с напускной сосредоточенностью уставился в окно. Остальные пассажиры сделали то же самое.
Один Макс смотрел в сторону цыганчонка. Не специально — просто так получилось, что мальчик проигнорировал вид за окном (за то время, пока стояли, уже нанаблюдался под завязку) и расслабленным взглядом скользил по окружающим. Учился Пассажирскому Безразличию.
Цыганчонок на долю секунды изменился в лице (так выглядывает из норки настороженный хорек) и протянул правую руку.
— Памажыце, чым можеце…
Рука цыганчонка скользнула обратно, в кулачишке оказался зажат потертый на сгибах черный кошелек. Пацан с велосипедом так ничего и не заметил.
«Сказать?» «Не говорить?» Все равно, несмотря ни на что, Макс испытывал неприязнь к подростку с велосипедом. За то, что тот с велосипедом. И за то, что лучше, чем /Макс/ мог бы быть.
Отвратительное чувство, и мальчик попытался выдернуть его, как сорняк — из рыхлой грядки. Но похоже, у сорняка имелись глубокие цепкие корни.
Жизнь брала свое. Но книги учили другому. Нельзя молчать.
«А что, если он голодает?» /И у него наверняка тоже нет велосипеда/ Но… Но… Велосепидист ведь уступил старушке место. В конце концов, он не заслуживает того, чтобы потерять кошелек!
Макс вскрикнул. Все моментально обернулись в его сторону. «Возможно, они и ждали, что произойдет что-нибудь такое».
Пацан с велосипедом тоже смотрел.
— Он украл у тебя кошелек, — сказал Макс. — Цыганчонок.
Пацан хлопнул веками. Он не понимал.
Зато какая-то тетка (из тех вездесущих, всюду сующих свой бугорчатый нос теток) уже цапнула цыганчонка за плечико:
— Я его держу!
Теперь внимание пассажиров переключилось на воришку. Тот заверещал и рванулся из рук тетки. Вырваться-то он вырвался, но сбежать не сумел: вокруг было слишком людно. Цыганчонка схватили опять, подтолкнули к пацану с велосипедом: «Отдавай кошелек, поганец!»
— Прекратите, люди добрые! Он ничего не брал! — закричала цыганка, мигом переходя на русский. — Он же ничего не брал!
Младенец у нее на руках заорал.
— У меня стянули кошелек, — растерянно сообщил пацан с велосипедом. Он уже успел обследовать карманы и прийти к этому печальному умозаключению. — Эй!..
— Я не брал! — заверещал цыганчонок.
Мнения пассажиров разделились. Одни верили, другие — нет. Только Макс знал, потому что видел.
Он так и сказал:
— Я видел — этот украл, — и показал на цыганчонка.
На мгновение все затихли.
И вдруг цыганка ткнула пальцем куда-то себе под ноги:
— А там что?
Долговязый немолодой мужчина с еле слышным кряхтением нагнулся и поднял черный, потертый на сгибах кошелек.
— О! Мой! — обрадованно воскликнул пацан с велосипедом.
— Вот так-то! — торжествующе заявила цыганка. — А ты, — она повернулась к Максу, — просто больной мальчик. ОЧЕНЬ БОЛЬНОЙ МАЛЬЧИК.
Цыганка протянула смуглую крепкую руку и коснулась Максового лба.
— Так и есть! — крикнула она. — Жар!
Все это было проделано настолько молниеносно, что Юрий Николаевич даже не успел вмешаться. Только теперь он шагнул вперед, отодвигая племянника в сторону, и приказал цыганке:
— Ну-ка, пойди прочь!
Это походило на то, как отдают приказы дворовому псу.
Цыганка лишь пожала плечами.
— Очень больной мальчик, — повторила она, глядя Максу прямо в глаза. — Очень.
И, развернувшись, вышла из вагона, сопровождаемая сыном-воришкой.
Электричка, словно ожилала этого момента, — захлопнула двери и поехала дальше.
5
— Зачем ты сделал это? — спросил дядя.
Он был расстроен, но Макс видел — не оттого, что он выдал цыганчонка. Оттого лишь, что сам Юрий Николаевич ничего не заметил и не предпринял — попросту не успел ничего предпринять. Мальчик знал, что такие вещи задевают самолюбие взрослых.
— Я должен был, — вздохнул он.
Конечно, это не объяснение, но дядя Юра вряд ли ждет именно объяснения.
Юрий Николаевич покачал головой.
— Тебе следовало сказать мне.
— Он успел бы убежать.
Читать дальше