Том Арден: Султан Луны и Звезд

Обливаясь потом и дрожа, смертельно напуганный Новообращенный неверным шагом бредет к лестнице. С обеих сторон его окружают устрашающего вида стражники. Он уже успел забыть обо всем: о своей священной судьбе, об избранности, о той чести, которой он удостоен — только он один изо всех правоверных. Будь у него возможность убежать — он бы убежал, но ему некуда свернуть, негде спрятаться. Звуки тяжелой поступи слепых стражников эхом отлетают от холодных каменных стен. Виток за витком уводит вниз лестница. За те эпициклы, что минули с тех пор, как Пророк нашел Пламя, многие забыли о том, что величественное, изукрашенное каменьями Святилище было возведено, подобно надгробию, над глубокой горной пещерой. Свет постепенно набирает силу. Таль слышит приглушенный рев.

И вот — последний виток ступеней.

Таль дико кричит. Жесточайшие спазмы сотрясают все его тело. Ноги у него подкашиваются, он опускается на пол, не сводя глаз с ослепительного столпа света. Пламя рвется ввысь из углубления в полу, из круга, обложенного камнями. Сила его безудержной ярости способна испугать кого угодно.

Принц вскрикивает, бросается к другу. Увы, поздно... Эбены встают между ними и крепко держат того и другого. Еще несколько мгновений — и они швырнут Новообращенного в Пламя, но не сейчас, не сейчас... Ритуал должен совершаться, как заведено. Сначала юноши обязаны встать на колени, затем — опуститься ниц. Между ними величаво встает султан. Затем он тоже падает ниц и обращает к пламени любовно-рабские воздыхания и стоны. Он умоляет огненное божество принять его, благословить его, простить ему совершенные грехи. Он страстно просит огненное божество принять его скромное приношение.

Эбены хватают Новообращенного и волокут вперед.

— Нет!!! — кричит он испуганно, умоляюще. Он вопит, пытается вырваться, выкручивается, лягается, а принц, онемев от ужаса, только молча смотрит на него. Теперь он уже ничего не может сделать для своего друга.

А через мгновение уже не только принц — никто на свете не в силах ему помочь.

Султан с опаской смотрит на испуганного сына. Рев Пламени становится невыносимо оглушительным. Огонь ревет и стонет, словно жестокий штормовой ветер.

— Выпейте немного нектара. Ваше высочество, прошу вас.

С печальной улыбкой рабыня поднесла принцу лекарство, но он к ней даже головы не повернул. С того мгновения, как он, обуреваемый тоской, вбежал в свои покои, ничто, похоже, не было способно развеять его горе. Он рыдал и рыдал, уткнувшись в шелковые подушки, и содрогались его острые плечи под роскошными, украшенными богатой вышивкой одеяниями.

— Ламми, уходи. Оставь меня.

Старуха-рабыня вздохнула. Было уже далеко за полночь. В нишах горели светильники. Их отсветы сверкнули в слезах, что застлали ее глаза. Нянька поспешно смахнула слезы заскорузлой рукой. Как она проклинала правила, которым была обязана повиноваться! Ведь еще одну луну назад она бы мигом бросилась к своему юному подопечному, и их слезы перемешались бы, и она крепко обняла бы его заботливыми морщинистыми руками. Но нет. Теперь, когда принц Деа стал Бесспорным Наследником престола, причастником Пламени, такое было непозволительно. К принцу более нельзя было прикасаться простой рабыне.

Это было жестоко, но мать-Мадана не смела противиться жестокости. Пятьдесят солнцеворотов она нянчила царственных детей и хорошо знала, чем грозит даже самое малое непослушание. Даже теперь, будучи наедине с принцем, она не могла рисковать. Не просто так эту резиденцию султана назвали Дворцом Шепотов. Стены здесь были испещрены потайными глазками, и только самые верные и преданные слуги могли надеяться на то, что доживут до конца своих дней. Жизнь матери-Маданы близилась к концу. Ей было не жаль себя, и все же была в ней гордость, через которую она не желала переступать. На глазах у старой рабыни казнили многих, слишком многих ее друзей. А она твердо решила умереть в собственной постели.

Держа в руке кубок с нектаром, мать-Мадана ушла в другой конец покоев. Ночь выдалась жаркая. Высокие резные двери, ведущие на террасу, были распахнуты настежь, и ветер, долетавший сюда из цветущих садов, шевелил легкие занавеси и плетеные украшения. На краткое, сладкое мгновение старуха восхитилась благоуханием воздуха. Как часто она со своими юными воспитанниками беззаботно гуляла по высоким и широким террасам... А потом они отправлялись в роскошные висячие сады, устроенные на крыше.