— Он слышит меня! Я чувствую Его, но не могу услышать сам!
Он что-то говорит мне, но я не могу понять Его!
— Глупости! Ну подумай сам! Могли ли ранканцы возвести храм Вашанки и уступить его реке, чтобы весь Санктуарий, кроме тебя, забыл о его существовании?
Иллира оперлась руками о стол и кричала это парню в лицо, не замечая ничего, кроме смеха, что звенел в ее голове. Она еще не могла Видеть то, что он пробудил, но постепенно, пока Зип продолжать сидеть, терзая ее своими воспоминаниями о жертвоприношениях, ей все становилось понятно.
— Вон отсюда! Убирайся! Вашанка не слышит тебя! Никто не слышит тебя! Не родилось еще божество, что услышит тебя, дурак! И пусть поднявшийся навоз поглотит тебя прежде, чем это произойдет!
Она не думала, что С'данзо дано проклинать, но парень поверил в это. Зип в страхе попятился назад, пока не вошел в полосу солнечного света, льющегося из двери, а потом, развернувшись, побежал, забыв или, возможно, не решившись забрать оставленную на столе золотую монету.
— Лира! Что случилось? — от двери окликнул жену Даброу.
Он сделал было шаг, чтобы последовать за парнем, но, обернувшись, поспешил к Иллире и подхватил ее прежде, чем она упала на стол. На руках, словно больного ребенка, кузнец отнес ее на кровать, мысленно коря себя за то, что не распознал опасность в этом молодом парне, а девушка лишь бормотала обрывки фраз на древнем языке С'данзо.
Парень с крысиным лицом заставил Иллиру Увидеть то, что Видеть не следовало. И каждый вздох, каждый удар сердца упрочивал знание в ее памяти. В отчаянии она старалась ослепнуть и не видеть происходящее, прежде чем оно, словно яд, разольется по жилам, обрекая ее так же бесповоротно, как парня из трущоб.
Придав знанию облик большой черной птицы-стервятника, из тех, что кружатся над скотобойней, Иллира, жалобно всхлипнув, выпустила его на свободу.
— Лира, что с тобой? — спросил муж, гладя ее волосы и вытирая ей слезы уголком пропотевшей туники.
— Не знаю, — искренне ответила она.
В ее памяти повисла мерцающая чернота собственных видений. Еще оставались страх и чувство обреченности, но само видение смыло напрочь, остался только звук детского плача.
— Дети, — прошептала она.
Оставив кузницу на молодого старательного ученика, Даброу через весь базар последовал за женой на улицу Красных Фонарей.
Дети являлись неизбежным продуктом жизни этой улицы, и хотя большинству из них было суждено копаться в грязи сточных канав, некоторые наслаждались здоровым беззаботным детством в публичных домах. Миртис, хозяйка подобной крепости под названием Дом Сладострастия, брала на воспитание как девочек, так и мальчиков и недавно отдала одного оборванца в ученики к Даброу в обмен на близняшек кузнеца и гадалки.
Под зноем полуденного солнца улица была тиха и спокойна.
Иллира выпустила руку мужа, уверяя себя, что никакой опасности нет, что чернота в ее мыслях — это кошмар, от которого она запросто может избавиться. Из задумчивости ее вывела молодая девушка, рухнувшая перед ней на колени уже у самого Дома.
— Хвала Шипри, вы здесь! Он спал вместе с остальными…
Истерика молодой женщины вновь пробудила к жизни Дар Иллиры. Она вдруг Увидела комнату, где нахмуренная Миртис склонилась над колыбелью, в которой пухленькая белокурая Лилис забилась в тень в углу, а ее полуторагодовалый братик молча лежал, еле дыша. Следуя Видению, Иллира стрелой понеслась по лестницам и коридорам.
— Быстро ты, — оторвавшись от колыбельки, произнесла хозяйка заведения в удивлении и смущении. — Тебе подсказал твой Дар? — смущение исчезло. — Тогда ты знаешь столько же, сколько я.
И она пропустила молодую мать к колыбели.
Мальчик лежал, застыв в каком-то лихорадочном параличе.
Его дыхание вырывалось спорадическими приступами, каждый из которых мог оказаться последним. Слезы высыхали на его грязных щечках. Иллира провела пальцами по потекам и вздрогнула, увидев мрак в самих слезах.
— Это не похоже ни на одну известную мне болезнь, — опечаленно сказала Миртис. — Я послала бы за Литанде, но адепт Голубой Звезды сейчас вне досягаемости. Можно попросить Стадвига или кого другого…
— В этом нет необходимости, — устало сказала Иллира.
Она все увидела дважды: один раз своими глазами и разумом, второй — при помощи Дара. Необычность происходящего ошеломляла, но, поскольку в дело был вовлечен Дар, удивления не было. Отдернув занавеску, к ним присоединился Даброу. Взглянув на него, Иллира Увидела всю его жизнь: детство, возмужание, зрелость, смерть — и быстро опустила глаза. Она снова сделала из Видения ворона и выпустила его на свободу, но чернота, оставшаяся после этого, не шла ни в какое сравнение с прежней.
Читать дальше