Роберт Асприн - Сезон штормов

Вторая карта — семерка кораблей. Я бы сказала, что это рыбацкая флотилия, но нет, это что-то еще. — Она стиснула его руку. — Именно здесь кроется опасность. Даже боги не видят эту карту так ясно, как мы с тобой сейчас. Семерка кораблей выплывает из будущего; она держит курс на Санктуарий, город ждут большие перемены. Запомни это! — наказала она и перевернула карту. — Мы не должны были видеть того, чего еще не видели боги.

Твоя третья карта — это не меч, как ты подумал. Это язык пламени — орифламма, карта лидера. Вместе со сталью и открывшимся будущим она выводит тебя на первый план. И она не может быть открыта человеку, проклятому С'данзо.

— Не говори загадками, Иллира.

— Все просто. На тебе нет проклятия С'данзо, если таковое вообще было. Ты мечен богами. Но помни, что мы говорили о богах: не имеет значения, проклинают они тебя или жалуют. После рождения моих детей это первое будущее, которое столь ясно. Я вижу большую флотилию, которая держит курс на Санктуарий, и я вижу орифламму. И не хочу толковать увиденное.

— И меня не достанут люди из Рэнке? И Балюструс не продаст меня?

С'данзо рассмеялась, собирая карты.

— Очнись, Уэлгрин. Рэнке лежит на севере, а ты на север не пойдешь. Сталь, флотилия и орифламма находятся здесь.

— Я не понимаю.

Фимиам догорел. Солнечные лучи пробились сквозь огороженную веревкой занавеску. Иллира снова стала собой, выйдя из транса.

— Ты единственный человек, Уэлгрин, который может понять это, — сказала она ему. — А сейчас уходи, я очень устала.

Я не чувствую твою гибель, а я довольно часто видела смерть с тех пор, как стали приходить наемники. Похоже, ты не относишься к тем, кто понимает свою цель. Что-то происходит с тобой, вокруг тебя, а ты идешь, плутая. Когда будешь уходить, скажи Даброу, что сегодня я больше не принимаю.

Она поднялась и скрылась за занавесом. Он услышал, как Иллира легла в постель, и тихо вышел из комнаты. Трашер помогал Даброу с ободом колеса; увидев Уэлгрина, оба прекратили работу.

— Она хочет, чтобы ее оставили в покое на остаток дня, — сказал он.

— Тогда вам лучше уйти.

Уэлгрин без возражений покинул навес. Трашер последовал за ним.

— Ну, и что же ты узнал?

— Она сказала мне, что мы не пойдем на север и что большая флотилия держит курс на Санктуарий.

Трашер внезапно остановился..

— Она сумасшедшая! — воскликнул он.

— Не думаю, но и понять ничего не могу. Ладно, будем следовать намеченному плану. Сегодня вечером пойдем в город и поговорим с отобранными тобой людьми. Уже должны быть готовы двадцать пять мечей. Если нет, отправимся с теми, что есть.

Я хочу покинуть город до восхода солнца.

Маленькую комнату освещали лишь две вонючих свечи. Испытывая неудобство, в центре комнаты, едва не задевая головой грубоотесанные балки потолка, стоял мужчина. Сидевший в углу Уэлгрин засыпал его вопросами.

— Вы сказали, что владеете мечом — предпочитаете одиночный бой или групповой?

— Оба вида. До прибытия в Санктуарий два года назад какое-то время я жил в Вальтостине. Ночью мы сражались с горожанами, а днем — с тостинскими племенами. За один день я убил двадцать человек. Мои шрамы могут засвидетельствовать это.

Уэлгрин не сомневался в его словах. Человек выглядел закаленным бойцом, а не крикуном. Трашер видел, как он одной рукой расправился с парой хулиганов без ненужной суеты.

— Но вы покинули Вальтостин.

Мужчина нервно переминался с ноги на ногу.

— Женщины, вернее, женщина.

— И вы приехали в Санктуарий, чтобы ее забыть? — сделал предположение Уэлгрин.

— Для таких, как я, всегда найдется работа, особенно в городе, подобном этому.

— Итак, вы нашли работу, но в гарнизон не попали. Чем вы занимались?

— Охранял собственность купца…

Уэлгрину не требовалось выслушивать его: подобные объяснения он слышал довольно часто, словно оставшиеся в живых ястребиные маски взяли на вооружение единственно возможное оправдание своего прошлого сотрудничества с Джабалом. Отчасти это было правдой: деятельность Джабала не имела принципиального отличия от деятельности легитимного купца, особенно здесь, в Санктуарий.

— Вам известно мое предложение? — напрямик спросил Уэлгрин, когда мужчина замолчал. — Почему вы пришли ко мне, а не к Темпусу?

— Лучше умереть, чем служить ему.

Такого ответа Уэлгрин и ожидал. Выйдя из-под навеса, он обнял нового воина.

— Сто лет жизни тебе, Куберт. Мы разместились на вилле к северу от города. На табличке надпись «Тоскующие деревья», если понимаешь азбуку риггли. А вообще-то почувствуешь по запаху. Мы квартируем у Балюструса, мастера по металлу. Останемся там еще на ночь.