Питер Бигл: Лила, оборотень

— К весне все самой собой рассосется, — сказал он Бену. — Растает, вместе со льдом.

— А если нет? — спросил Бен. Они опять обедали вдвоем в кафе-автомате. — Если оно так и будет тянуться, что ты тогда станешь делать?

— Все не так просто.

Фаррелл отвел глаза от лица Бена и занялся исследованием таинственных, топких глубин своего мясного пирога.

— Беда в том, — сказал он, — что я ее слишком хорошо знаю. Вот где я действительно промахнулся. Не следует залезать человеку в душу, если не собираешься в том или ином смысле остаться с ним надолго. Встречайся, расставайся — если ты сохраняешь при этом полное невежество, тогда все в порядке, а узнавать человека по настоящему не стоит.

Примерно за неделю до полнолуния Лила становилась нервной и крикливой и оставалась такой до дня, предшествовавшего метаморфозе. В этот день она неизменно бывала с ним ласкова, в ней проступала безысходная нежность — такая, как если бы им предстояла долгая разлука; однако назавтра она погружалась в молчание, произнося что-либо лишь когда избежать этого было невозможно. В последний день ее непременно одолевал насморк, она казалась бледной, дерганой, больной, но все равно уходила на работу.

Фаррелл питал уверенность, хотя она никогда не говорила об этом, что превращение в волчицу, как правило, дается ей легко, а вот возвращение в человеческий облик — мучительно. Перед самым восходом луны она раздевалась догола, вынимала из волос заколки и застывала в ожидании. Фаррелл ни разу так и не смог заставить себя не зажмуриваться, когда она тяжело брякалась на четвереньки, но в предшествующие этому мгновения он иногда успевал заметить возникающее на ее лице выражение, которого он никогда больше не видел, разве что в минуты любви. И каждый раз оно потрясало Фаррелла, ибо было выражением невиданного счастья, вызванного тем, что ей больше не нужно быть Лилой.

— Я ее знаю, понимаешь? — пытался он втолковать Бену. — Она любит цветные фильмы, но единственно потому, что волки не различают цветов. Она терпеть не может «Модерн Джаз Квартет», но пару дней после полнолуния только его и слушает. И все остальное в этом же роде. Никогда не пьет помногу на вечеринках, потому что боится проболтаться. Мне просто трудно уйти от нее, вот в чем дело. Придется тащить с собой все, что я о ней знаю.

— А управляющего она боится по-прежнему? — спросил Бен.

— О, Господи, — сказал Фаррелл. — В последний раз она угробила его пса. Красивый такой был далматин. Она не знала, чья это собака. Теперь, завидев ее, он не прячется, а награждает ее таким взглядом, будто вот-вот зарежет. Что он по— настоящему умеет, так это ненавидеть, у него к этому дар от природы.

Он встал и начал натягивать плащ.

— Лучше бы он ее мамашей занялся. Хоть какая-то была бы польза. Я тебе не говорил? — она теперь желает, чтобы я звал ее Берникой.

— Фаррелл, — сказал Бен, — я бы на твоем месте бежал из страны. Честное слово.

Они вышли под февральскую морось, которая никак не могла решиться, чем ей стать — дождем или снегом. До самого угла, на котором он сворачивал к своему магазину, Фаррелл молчал. И только там почти неслышно сказал:

— Нужно быть черт знает каким осторожным. Кому интересно знать, во что иногда превращаются люди?

Настал май и настала ночь, когда голая Лила снова застыла перед окном в ожиданьи луны. Фаррелл возился с посудой, с пакетами для отходов, кормил кошку. В эти минуты он всегда испытывал неловкость. Он как раз спросил у нее: «Как по-твоему, сохранить остатки риса?» — когда звякнул телефон.

Звонила мать Лилы. Она теперь названивала по два-три раза в неделю.

— Это Берника. Ну, как там нынче мой ирландец?

— Все нормально, Берника, — сказал Фаррелл.

Лила вдруг закинула назад голову и мощно, с подвыванием выдохнула воздух. Кошка беззвучно зашипела и смылась в ванную комнату.

— Звоню, чтобы заманить вас к себе в эту пятницу, — продолжала миссис Браун. — Ко мне собирается пара старых друзей, и что если не будет никого помоложе, мы так и просидим весь вечер, разговаривая о том, по какой причине у Прогрессивной партии ничего не клеится. Они из этих, знаете, закаленные левые. Так что если тебе удастся уговорить нашу девушку, чтобы она провела вечерок в Скуоресвилле…

— Я у нее спрошу.

«Как она это делает, жуткая баба? — думал он. — Каждый раз, разговаривая с ней, я ощущаю себя женатым человеком. И ведь вижу ее насквозь и ничего не могу поделать.»

— Утром переговорю с ней, — сказал он.