Максим Далин - Соавтор

Точнее, наверное, сказать — изменяется. Но изменяется так радикально, что вообще перестает быть собой.

Он как-то раздвигается в высоту и ширину. Громадный мужик с широченной спиной — и бугры мускулов на спине распирают непонятно откуда взявшуюся малицу из оленьей шкуры, вышитую по подолу меховыми спиральками — вот кто он теперь. На его ногах — шнурованные кожаные штаны и мокасины. Он подпоясан широким ремнем; на ремне — деревянные ножны, из которых торчит костяная рукоять ножа в виде плывущего тюленя. Его новая фигура излучает варварскую силу.

Я потрясенно пялюсь в его спину — и он оборачивается.

Я вижу его новое лицо. Не его лицо.

Темная монгольская физиономия с высокими скулами и перебитым горбатым носом. В узких длинных прорезях век остро блестят глаза прирожденного следопыта. На лоб под капюшоном спускается масляно-черная прядь.

Он окликает меня гортанной фразой; я понимаю ее как зов — и бездумно шагаю вперед.

Барьера больше нет. Я лечу в снежную бездну.

Я стою по голень в снегу. Я вдыхаю злой воздух — и его острый лед жжет изнутри мою грудь; зеленоватые сполохи — игрушки Великого Духа — текут и пропадают в бледных небесах. Псы прилегли в снег перед нартой, над их мордами клубится пар. У меня слегка кружится голова.

— Отчего встал, Облако? — спрашивает мой товарищ. — Не пугай меня. Ты здесь или блуждаешь по нижнему миру?

— Я не помню, кто я, — бормочу я беспомощно. — Я не помню, кто ты…

Лицо моего друга делается озабоченным, почти испуганным.

— Это нехорошо, — говорит он. — Очнись и вспоминай. Не позволяй злобным тварям сожрать твой разум.

Я напрягаю память. Товарищ ждет. Псы повернули заиндевевшие морды.

И тут моя заблудившаяся в каких-то далеких холодных теснинах душа возвращается — меня озаряет вспышкой памяти, как ударом молнии. Это очень смешно — я хохочу.

— Ты не поверишь, Белый Лось!

Белый Лось неуверенно улыбается в ответ.

— Ты вернулся в срединный мир, Облако? Ух, я подумал, что Гнус натравил на тебя своих волков…

— Это Великий Дух подшутил надо мной, — говорю я, все еще смеясь. — У Гнуса не хватит силенок заставить волков из удела мертвых напасть на меня так издалека… Послушай, Белый Лось, это не злая, а очень смешная история. Я сейчас видел в снежном поле следы мягких лап — и пошел по следам. А они привели меня в дом белого человека! Я сам был белый человек — белее вареной куропатки — и смотрел на тебя из каменной норы, как сова глядит на свет. И моргал — вот так!

Я хлопаю заиндевевшими ресницами — и мой дорогой друг Белый Лось, мой защитник в срединном мире и побратим, наконец, тоже начинает смеяться.

— На каменную стену наклеена бумага, — продолжаю я, — а на бумаге висит плоская серебряная вода, как лед в замерзшем озерце. И я видел в этой воде отражение твоего лица — ты был похож на бобра, брат! Ты был почти совсем бобер, который услышал плеск весла каноэ — и страшно удивился.

— Сова и бобер! Какие мудрые звери в твоем глупом видении! — насмешливо говорит Белый Лось. — Ты вправду видел это или придумал для смеха? Чтобы я не беспокоился за тебя?

Я подхожу. На мне малица из белой замши, вышитая священными защитными знаками — красным бисером и красной шерстью. Мои косы покрылись изморозью; в них вплетены перья священного Ворона. У меня за плечом — мешок, я помню, что в мешке лежат мой одухотворенный семизвонный бубен, на ободе которого нарезаны имена моих покровителей, таловая колотушка и маленький, закупоренный и обвязанный пузырем горшочек с рыбьей кровью. Я вспомнил все: я — Облако, сын Высокой Скалы, шаман.

— Я видел наяву, — говорю я. — Ты знаешь, иногда я просто вижу.

— Ты — самый сильный шаман от верховья Черной реки до тальниковых отмелей, — говорит Белый Лось, гордо улыбаясь. — Кто еще может видеть другие места без песни и бубна? Ты прав, прихвостни Гнуса поджимают свои поганые хвосты, когда видят твоих друзей в трех мирах.

— Эта история — смешные пустяки, — говорю я.

— Девушка, которую ты вернул из мира теней — не пустяки.

Мы возвращаемся из стойбища по ту сторону ледяных холмов, стойбища наших северных соседей — айну. Девушка-невеста провалилась в полынью, от холода в ней загорелся жестокий огонь, пожирающий тело — я погасил жар песнями и умолил священного Ворона показать девушке дорогу из земли мертвых к родному дому. Мы с ней улетели вместе. Скелеты в нартах, запряженных дохлыми псами, не дождались ее души — я слышал раздраженное клацанье костей и унылый вой ветра в пустых грудных клетках, когда мертвые погоняли своих псов. На всякий случай, я задержался, чтобы пройти по следам их нарт до самого берега никогда не замерзающей Реки Снов — убедился, что скелеты пересели в каноэ и уплыли восвояси.