Анджей Сапковский - Последнее желание. Меч Предназначения (Ведьмак)

Йеннифэр!

— Слишком мало, — узкие губы видения, неожиданно искривившиеся, по бледной щеке катится слеза, быстро, все быстрее, как капля воска по свече. — Слишком мало. Нужно нечто большее.

— Йеннифэр!

— Тщета за тщету, — говорит видение голосом Эитнэ. — Тщета и пустота, которая в тебе, завоеватель мира, не умеющий даже завоевать женщину, которую любишь. Уходящий и сбегающий, когда его Предназначение находится на расстоянии вытянутой руки. У Меча Предназначения два острия. Одно — это ты. А второе? Белый Волк? Что — второе?

— Нет Предназначения, — его собственный голос. — Нет. Его нет. Оно не существует. Единственное, что предназначено всем, — это смерть.

— Правда, — говорит женщина с пепельными волосами и загадочной улыбкой. — Это правда, Геральт.

На женщине серебристые латы, окровавленные, погнутые, продырявленные остриями пик или алебард. Кровь тонкой струйкой течет из уголка загадочно и некрасиво улыбающихся губ.

— Ты смеешься над Предназначением, — говорит она, не переставая улыбаться. — Насмехаешься над ним, играешь с ним. У Меча Предназначения два острия. Одно из них — ты. Другое — смерть? Но это умираем мы, умираем из-за тебя. Тебя смерть не может достать, поэтому довольствуется нами. Смерть следует за тобой по пятам, Белый Волк. Но умирают другие. Из-за тебя. Ты меня помнишь?

— Ка… Калантэ!

— Ты, Дитя Старшей Крови, можешь его спасти, — голос Эитнэ из-за занавеса дыма. — Ты можешь его спасти. Прежде чем он погрузится в так полюбившееся ему небытие. В черный бесконечный лес.

Глаза зеленые, как весенняя трава. Прикосновение. Голоса, кричащие невнятным хором. Лица.

Он уже не видел ничего, летел в пропасть, в пустоту, во тьму. Последнее, что он услышал, был голос Эитнэ:

— Да будет так.

— Геральт! Проснись! Пожалуйста, проснись! Геральт!

Он открыл глаза, увидел солнце, золотой дукат с четкими краями, наверху, над вершинами деревьев, за мутной завесой утреннего тумана. Он лежал на мокром, губчатом мхе, твердый корень упирался в спину.

Цири — рядом, на коленях, дергала его за полу куртки.

— Дьявольщина… — Он откашлялся, осмотрелся. — Где я? Как сюда попал?

— Не знаю, — сказала девочка. — Я только что проснулась, здесь, рядом с тобой, я ужасненько замерзла. Не помню, как… Знаешь что? Это чары!

— Вероятно, ты права. — Он сел, выгребая сосновые иглы из-за воротника. — Вероятно, ты права, Цири. Вода Брокилона, черт побери… Похоже, дриады недурно позабавились.

Он встал, поднял лежащий рядом меч, перекинул ремень через плечо.

— Цири?

— А?

— Ты тоже позабавилась?

— Я?

— Ты дочь Паветты, внучка Калантэ из Цинтры. Ты с самого начала знала, кто я такой?

— Нет, — покраснела она. — Не с самого. Ты расколдовал моего папу, правда?

— Неправда, — покрутил он головой. — Это сделала твоя мама. И твоя бабка. Я только помог.

— Но няня говорила… Говорила, что я предназначена. Что я — Неожиданность. Дитя-Неожиданность. Геральт?

— Цири. — Он поглядел на нее, вертя головой и улыбаясь. — Поверь, ты самая большая неожиданность, какая могла со мной приключиться.

— Ха! — Лицо девочки просветлело. — Это правда? Я предназначена! Няня говорила, что придет ведьмак, у которого белые волосы, и заберет меня. А бабушка шумела… Ах, да что там! Куда ты меня заберешь? Скажи?

— Домой. В Цинтру.

— А-а-а… А я-то думала…

— Додумаешь по дороге. Пошли, Цири, надо выйти из Брокилона. Здесь опасное место.

— Я не боюсь!

— А я боюсь.

— Бабушка говорила, что ведьмаки ничего не боятся.

— Бабушка сильно преувеличивает. Ну, в путь, Цири. Если б я еще знал, где мы…

Он взглянул на солнце.

— Ну рискнем… Пойдем туда.

— Нет. — Цири сморщила нос и указала в противоположную сторону. — Туда.

— А ты-то откуда знаешь?

— Знаю, — пожала она плечами и взглянула на него беззащитными, удивленными, изумрудными глазами. — Как-то так… Ну понимаешь… Не знаю…

«Дочь Паветты, — подумал он. — Ребенок… Дитя Старшей Крови? Возможно, унаследовала что-то от матери».

— Цири. — Он распахнул рубашку, вытянул медальон. — Дотронься до него.

— Ой! — Она раскрыла рот. — Какой страшный волк. И клыки… Ого-го!

— Прикоснись.

— Ой-ёй!

Ведьмак улыбнулся. Он тоже почувствовал дрожание медальона, резкую волну, пробежавшую по серебряной цепочке.

— Он пошевелился, — вздохнула Цири. — Пошевелился!

— Знаю. Идем, Цири. Веди.

— Это чары, правда?