Анджей Сапковский - Последнее желание. Меч Предназначения (Ведьмак)

— Так, — сказал он спокойно. — Эсси Давен по прозвищу Глазок. Прелестный глазок Глазка остановился на ведьмаке и вызвал в душе ведьмака смятение. Ведьмак повел себя по отношению к Глазку, как жак перед принцессой. И вместо того чтобы винить себя, винит ее и ищет в ней темные стороны.

— Глупости, Лютик.

— Нет, дорогой мой. Эсси произвела на тебя впечатление, не скрывай. Впрочем, не вижу ничего безнравственного. Но будь осторожен, не ошибись. Она не такая, как ты думаешь. Если у ее таланта и есть темные стороны, то наверняка не такие, какие ты себе вообразил.

— Догадываюсь, — сказал ведьмак, совладав с голосом, — ты знаешь ее очень хорошо.

— Достаточно хорошо. Но не так, как думаешь ты. Не так.

— Довольно оригинально для тебя, согласись.

— Глупый ты. — Бард потянулся, подложил обе руки под голову. — Я знаю Куколку почти с детства. Она для меня… ну… как младшая сестра. Повторяю, не ошибись, не сглупи… Тем самым ты доставишь ей огромную неприятность, потому что и ты произвел на нее впечатление. Признайся, ты хочешь ее?

— Даже если и так, то, в противоположность тебе, я не привык это обсуждать, — отрезал Геральт. — И сочинять об этом песенки. Благодарю за то, что ты о ней сказал. Быть может, действительно спас меня от глупой ошибки. И конец. Тема исчерпана.

Лютик некоторое время лежал неподвижно и молчал, но Геральт знал его слишком хорошо.

— Знаю, — сказал поэт.

— Ни хрена ты не знаешь, Лютик.

— Знаешь, в чем проблема, Геральт? Тебе кажется, будто ты иной. Ты носишься со своей «инностью», с тем, что принимаешь за ненормальность. Ты со своей «ненормальностью» нагло навязываешься всем, не понимая, что для большинства трезво мыслящих людей ты самый нормальнейший в мире человек, и дайте боги, чтобы все были такими нормальными. У тебя более быстрая реакция, вертикальные зрачки? Ты видишь в темноте, как кошка? Разбираешься в чарах? Тоже мне, великое дело! Я, дорогой мой, когда-то знал трактирщика, который ухитрялся в течение десяти минут непрерывно пускать ветры, да так, что они складывались в мелодию псалма: «О, прииди, прииди, утренняя заря». И все же, несмотря на необычный, как там ни говори, талант, трактирщик был самым нормальным среди нормальных, была у него жена, дети и бабка, разбитая параличом…

— Что тут общего с Эсси Давен? Ты можешь объяснить?

— Само собой. Тебе безо всяких оснований почудилось, якобы Глазок заинтересовалась тобой из нездорового, прямо-таки извращенного любопытства, что она глядит на тебя как на диковинку, двухголового теленка либо саламандру в зверинце. И ты тут же надулся, как индюк, дал ей при первой же оказии неприличный, незаслуженный реприманд, хотя, видят боги, я не знаю, что это означает, возвратил удар, которого она не нанесла. Я был тому свидетелем. Как дальше развивались события, я уже не видел, но заметил ваше бегство из залы и ее порозовевшие ланиты, когда ты вернулся. Да, Геральт. Я пытаюсь предостеречь тебя от ошибки, а ты ее уже совершил. Ты хотел отыграться на ней за нездоровое, по твоим понятиям, любопытство. Решил этим любопытством воспользоваться.

— Повторяю, ты несешь чепуху.

— Решил попробовать, — невозмутимо продолжал бард, — а не удастся ли уволочь ее на сенник, узнать, не будет ли ей интересно заняться любовью с чудаком, перевертышем-ведьмаком. К счастью, Эсси оказалась умнее и благородно смилостивилась над твоей глупостью, поняв ее причину. Я делаю такой вывод на основании того, что ты вернулся с террасы не с распухшей физиономией.

— Ты кончил?

— Кончил.

— Ну тогда спокойной ночи.

— Знаю, отчего ты злишься и скрипишь зубами.

— Еще бы. Ты ведь знаешь все.

— Знаю, кто тебя так переиначил, кому ты обязан тем, что не можешь понять нормальной женщины. Ну и влезла же тебе в печенку твоя Йеннифэр, провалиться мне на этом месте, если я понимаю, что ты в ней нашел.

— Прекрати, Лютик.

— А в натуре-то, ты предпочитаешь нормальную девушку, такую как Эсси. Что ты нашел в чародейке такого, чего нет у Эсси? Разве что возраст? Глазок, может, не самая юная, но ей столько лет, на сколько она выглядит. А знаешь, в чем когда-то призналась мне Йеннифэр после нескольких бокалов? Ха-ха… Она сказала, что впервые делала это с мужчиной тика в тику через год после того, как изобрели двухлемешный плуг.

— Лжешь, Йеннифэр не переносит тебя, как моровую язву, и никогда бы не раскрылась.

— Ладно, соврал я, признаюсь.

— Незачем. Я тебя знаю.

— Тебе только кажется, будто знаешь. Не забывай — я натура сложная.