Константин Храбрых - Маска Смерти. Книга 1. Часть 1. Печать Змеи

— ИЗЫДИ ТУДА, ОТКУДА ТЫ ЯВИЛСЯ СОЗДАНИЕ ХАОСА! ИНАЧЕ Я ПОКАРАЮ… ХОТЯ НЕТ! — От неожиданно изменившегося тона ее голоса я попятился, вцепившись в древко косы, которое уже приняло вид двулезвийной глефы. — ТЫ НИКУДА НЕ УЙДЕШЬ! Я УНИЧТОЖУ ТЕБЯ ВО СЛАВУ «ЕГО»!

Серафима взмахнула пламенным мечом, от которого пошла белая волна яркого, слепящего света, после чего ринулась на меня следом.

Плащ принял на себя основной удар этой неизвестной мне атаки, а коса словно ожив, выбила меч из руки серафимы и, описав дугу, застыла, в последний момент остановив окутанное темным пламенем лезвие, возле незащищенной шеи небесной воительницы.

— Браво! Просто великолепно!

На поляну спланировали еще двое серафимов в золотых доспехах. Но в отличие от полыхающей негодованием и яростью девушки они улыбались. Мечи крылатых воителей пребывали в ножнах на поясе.

Убрав лезвие от горла, серафимы я отослал косу во Тьму, куда коса ушла совсем неохотно, словно бы сопротивляясь. Я вежливо поклонился новым лицам, приветствуя, после чего произнес:

— Приветствую вас, видимо произошло какое-то недоразумение. Так же хочу извиниться, что явился незваным, но у меня осталось только шестнадцать часов.

Теперь я смог по достоинству оценить красоту серафимы. Белоснежно-белые волосы, водопадом падали на спину, чуть ниже лопаток. Поразительно чистые голубые озера глаз, смотрящие на меня с первозданной яростью. Молочно-белая кожа, под стать цвету волос, ярко алые, слегка пухловатые губы. За спиной, виднелись большие, примерно полутораметровые сложенные крылья, словно выточенные из куска горного хрусталя. Интересно, а когда она их расправляет какова их настоящая длина?. При этом каждое перо, словно отдельное произведение искусства. И нимб. Словно туманная дымка на уровне десяти-пятнадцати сантиметров над макушкой серафимы.

— Мы просим извинить нас за небольшую проверку. Все-таки ваш народ здесь появляется крайне редко, последний раз примерно три тысячи лет назад, дай «бог» памяти. — Серафим произнес слово «Бог» с легкой улыбкой. — Что привело вас в наши сады? Ведь отнюдь не повторная прогулка к камню судеб?

— Мне нужно «яблоко», точнее два. — Я, не отрываясь, смотрел в глаза созданию по силе и по прожитым тысячелетиям сравнимым с Безликим Старейшиной. — Я готов заплатить практически «любую» из затребованных вами цен.

Само собой они не будут брать в уплату души разумных, мы и так их им поставляем, причем с завидной регулярностью.

— ДА КАК ТЫ СМЕЕШЬ! ТЫ СОЗДАНИЕ ХАОСА! ТЫ… — закончить ей не дал хмуро глянувший на нее Серафим.

— Кадет Габрин! Еще одна тысяча лет продления практики! Ты слишком горяча для того, чтобы выпускать тебя в миры живых!

— Но!

— ГАБРИН! — голос серафима, словно удар грома, прокатился по округе.

Растерянная крылатая воительница обратилась в статую. Взгляд, которым она наградила меня, был куда «добрее», чем тогда когда она меня просто пыталась порубить на сувениры.

— Мы дадим вам «яблоко». О, прошу прощения, два. Мы ведь вам «должны» за проверку серафимы Габрин. — старший из Серафимов повел крыльями. — Мое имя Марк. Я надеюсь, вы не обижаетесь на нее, она еще, по сути, ребенок, не способный ни на что кроме как размахивать мечем и крушить все вокруг.

От лица кадета Габрин можно было прикуривать, как любит говорить мой отец. Ее лицо пылало, словно весеннее солнце.

— Я сам еще неофит, уважаемый Марк. — Я снял маску и откинул капюшон. — Мне еще не скоро предстоит продолжить «семейное дело». Мое имя Курт. Я сам только первый год в мире живых. Так и не смог понять, отчего они настолько разные…

— Такими их создали.

— Вот это и странно…

Серафим приглашающее повел рукой, показывая дорогу.

— Идемте, проведу вас к древу. Как я и говорил, яблоки вы получите. И брать с вас мы ничего не будем. Брать плату с самого «проводника», меня боюсь, засмеют коллеги.

— Просто ответьте, зачем они вам? — не вмешивавшийся в разговор второй серафим подошел поближе. Через правую его щеку, до самого подбородка шел белый, застарелый шрам. — Вы решили кого-то воскресить?

Я кивнул в ответ.

— А вы знаете, что многие ушедшие не любят когда их возвращают к жизни и сами потом стремятся к гибели? Впрочем, кому я рассказываю! Он ваш друг? Или любимая девушка?

— Друг, и ему еще рано за пределы. Особенно с его тягой к жизни.

Серафим кивнул и отошел к плетущейся в двух шагах от нас серафиме Габрин. Пока мы шли, он принялся ей что-то втолковывать. Судя по ее лицу, слова наставника буквально раздавили ее.