Андрэ Нортон - Янтарь из Квейса

Она подумала о родной твердыне Верхней Долины. Теперь там хозяйка Аннет и нечему удерживать ее в родном доме, если судьба предоставит такую возможность.

Ярмарка располагалась там же, где и раньше, у высокого пилона из серого камня. Издревле разбивали ее здесь, даже когда люди Высокого Халлака еще не пришли в эту долину. А прежние жители исчезли задолго до появления в этих местах народа Долин.

Но оставшиеся после них развалины обладали странной силой, что тревожило новый народ. Случалось, глубокая молитва в таких местах высвобождала такое, что не всякому удавалось одолеть. Поэтому перед такими сооружениями трепетали и поклонялись им. И все прибывавшие теперь в Фин главы родов собрались у пилона и, положив руки на серый камень, поклялись, что никто, никакая рознь, ни вражда не заставят их нарушить мир на ярмарке.

Лавки купцов широкой дугой окружали пилон. Поодаль, на поле, желтом от оставшейся стерни, разбили свои шатры и палатки гости. Туда-то и направились жители Верхней Долины, чтобы разместиться.

— Десять купцов с флагами, сестрица! — раскрасневшаяся, сияющая Аннет хлопнула перчатками по руке, — может быть, некоторые даже из Ульмса. Только подумай!

Действительно, давно в верхних долинах не видели купцов этой гильдии. Как и все остальные, Исмей тоже стремилась без промедления заглянуть в лавки; и хотя платить ей, собственно, было нечем, хотелось просто подивиться, полюбоваться товаром, потешить взгляд, чтобы было что вспомнить в однообразии грядущих будней. Они и не ожидали застать на этой ярмарке купцов с флагами.

Аннет, Исмей и две дамы с Мартовой горы отправились по лавкам. Конечно, после долгой войны и без привоза из-за моря не слишком богат был выбор товаров, да и цены кусались.

У властительницы Мартовой горы был с собою серебряный диск, который собиралась она отдать за ткани. Он был предназначен, гордо шепнула Исмей госпожа Дайрина, для покупки отреза ей на венчальное платье. Тратить подобную сумму можно было лишь после долгого торга, внимательно рассмотрев товар.

Они перебрали несколько штук тяжелой шелковой ткани. Новой не было, на некоторых даже виднелись следы иглы. Военная добыча, подумала Исмей, отбитая, должно быть, у неприятеля. Ей понравилась расцветка одной, но про себя она решила, что платье из такой ткани она бы носить не стала, — кто знает, что случилось с прежней владелицей.

Были там кружева, тоже ношеные. Были и подешевле, и подороже. Тонким было плетение, и цвета хороши. Узнала Исмей и некоторые краски, знакомые по собственным опытам. Захотелось ей этих кружев даже больше, чем тканей, над которыми все еще хлопотала госпожа Мартовой горы.

Жарко было в шатре, хотя полы были откинуты. И она отошла к выходу, чтобы не искушала ее больше эта недоступная роскошь.

Тогда-то и заприметила она Хилле, горделиво возглавлявшего караван всадников и вьючных лошадей; знатным властелином въезжал он на ярмарку. Хилле не был купцом, повозки с флагом в этой веренице не было, и к лавкам не стал он подъезжать, просто мановением руки указал своим людям разбить лагерь чуть в стороне от прочих.

Слуги его ростом были пониже народа Долин и в каких-то необычных одеяниях казались приземистыми и неуклюжими, хотя шатер сооружали ловко и быстро, ставили колья, разворачивали стены и крышу из шкур, чтобы расстелить их на каркасе. Несмотря на жару, все они носили капюшоны низко опущенными, лиц не было видно, и это смутило Исмей.

Зато господин их явно красовался на виду у всей ярмарки. Он не стал спешиваться и оставался на добром коне, не хуже, чем у властителя любой из Долин. Положив одну руку на бедро, перебирая другой поводья, он следил за работой. И в седле был заметен его высокий рост, он больше походил не на купца — на воина, хотя в такое время человек, желающий сохранить и приумножить свое добро, поневоле должен уметь быть и тем, и другим. Меча у него не было, только кинжал на поясе. К седлу была приторочена легкая боевая булава.

В отличие от свиты голова его не была покрыта, и дорожная шапочка красовалась на луке седла. Под темными волосами белело лицо, странно бледным казалось оно для мужчины, привыкшего скитаться в любую погоду по дорогам. По меркам Долин, он не был красив, но, раз только глянув на это лицо, трудно было отвести от него взгляд. Оно притягивало к себе, невольно заставляя вновь и вновь пытаться разгадать сущность этого человека.

Лицо его было резко очерчено: прямой рот, словно не привыкший к выражению каких бы то ни было чувств. Черные брови смыкались над переносицей в одну полосу. Цвета его глаз Исмей не разглядела, они были полузакрыты, казалось, владелец дремал. Но Исмей не сомневалась, что он прекрасно видит все вокруг и обдумывает увиденное.