Клайв Льюис - Космическая трилогия

— Что за ерунда! Откуда вам известно, что это «настоящее название»?!

— От обитателей планеты.

Это заявление было не так-то просто переварить.

— Вы что, хотите сказать, что уже были на этой звезде… то есть планете… в общем, там, куда мы летим?

— Вот именно.

— Но в это же невозможно поверить, — возмутился Рэнсом. — Черт побери, ведь такие вещи не каждый день случаются! Почему об этом никто знать не знает? Почему в газетах не было ни слова?

— Потому что мы еще не совсем спятили, — резко бросил Уэстон.

Наступило молчание, но вскоре Рэнсом заговорил снова:

— А как у нас называется эта планета?

— Зарубите себе на носу: этого я вам не скажу. Если сумеете узнать сами, когда мы доберемся до места, ради бога: думаю, что нам от ваших ученых изысканий вреда не будет. А пока что вам знать ни к чему.

— Но, по вашим словам, планета обитаема?

Уэстон как-то странно взглянул на него и кивнул. Рэнсому стало не по себе, но он тут же ощутил, как из хаоса противоречивых чувств, обуревавших его, вырастает гнев.

— Но я-то здесь при чем? — взорвался он. — Вы на меня напали, опоили, засунули в свою адскую машину и теперь везете невесть куда! Что я вам сделал? Как вы все это объясните?

— Я мог бы ответить, что вы, как тать, прокрались ко мне во двор. Если б не лезли не в свое дело, не оказались бы здесь. Впрочем, нам действительно пришлось посягнуть на ваши права. Однако скажу в свое оправдание, что все мелкое должно отступить перед великим. Насколько нам известно, то, что мы делаем, совершается впервые в истории человечества, а то и в истории Вселенной. Мы сумели покинуть пылинку материи, где появился на свет наш род, и теперь в руках человека бесконечность, а может быть, и вечность. Неужели вы настолько ограничены, чтобы перед лицом этого небывалого свершения вспоминать о жизни и правах отдельной личности — или даже миллиона личностей?

— Вот именно, вспоминаю, — твердо ответил Рэнсом. — Для меня жизнь священна, я всегда выступал даже против вивисекции. Но вы не ответили на вопрос. Зачем я вам нужен? Как я могу вам пригодиться там — на Малакандре?

— Это мне неизвестно, — сказал Уэстон. — Идея принадлежит не нам. Мы только выполняем приказ.

— Чей?

Уэстон ответил не сразу.

— Послушайте, — произнес он наконец, — продолжать этот перекрестный допрос бесполезно. Каких-то ответов на ваши вопросы я и сам не знаю, а других вы не поймете. Наше путешествие будет гораздо приятнее, если вы смиритесь со своей судьбой и перестанете мучить и себя и нас. Все было бы проще, не будь вы таким узколобым индивидуалистом. Мне-то думалось, что роль в таком спектакле воодушевит кого угодно. По-моему, даже червяк согласился бы на эту жертву, если бы мог соображать. Не поймите меня превратно: я хочу сказать, что пожертвовать придется временем и свободой. Конечно, есть и риск, но он невелик.

— Ну что ж, — отозвался Рэнсом, — козыри на руках у вас. Придется сыграть в вашу игру. Впрочем, если я подхожу к жизни как узколобый индивидуалист, то вы — как буйнопомешанный. Все ваши разглагольствования насчет бесконечности и вечности только и означают, что вы считаете себя вправе творить все, что угодно, здесь и сейчас, а в оправдание приводите сомнительное соображение, будто некие существа, ведущие свой род от человека, в каком-нибудь уголке Вселенной протянут на пару тысячелетий дольше.

— Именно так: ради этого можно пойти на что угодно! — загремел физик. — И все, кто чтит истинную науку, а не белиберду вроде латыни и истории, будут на моей стороне. Хорошо, что вы об этом заговорили, советую запомнить мой ответ… А сейчас давайте пройдем в соседнюю комнату и позавтракаем. Вставайте осторожно: по сравнению с Землей, здесь вы почти невесомы.

Рэнсом поднялся, и Уэстон распахнул дверь. Комнату тут же залил поток слепящего золотого сияния, совершенно затмивший бледный свет Земли.

— Сейчас я вам дам темные очки, — сказал Уэстон, проходя в комнату, откуда лилось сияние.

Рэнсому показалось, что Уэстон поднимался в гору до самой двери, а сразу за ней исчез куда-то вниз. Он осторожно последовал за ним. Его охватило странное ощущение, будто он приближается к краю обрыва. Комната за дверью словно лежала на боку, ее дальняя стена была почти параллельна полу комнаты с кроватью. Но, с опаской перенеся ногу через порог, он обнаружил, что никакого излома в полу нет. Едва дверь осталась позади, как стены внезапно выпрямились и закругленный потолок оказался над головой. Оглянувшись, Рэнсом увидел, что теперь уже спальня встала на попа — потолок превратился в стену, а одна из стен — в потолок.