Терри Брукс - Шкатулка хитросплетений

— Просто слушай, ладно? Не перебивай меня, не говори ничего. Просто слушай. Нравится тебе это или нет, но я действительно нахожусь в контакте с настоящим Скэтом Минду. У меня действительно было озарение, как я тебе и говорил. Я проник в потусторонний мир и наладил связь с духом мудреца и воина иных времен — и он тот, кого мы назвали Скэтом Минду.

— А, прекрати, Больши! — не выдержал Хоррис.

— Да ты послушай. Он пришел к нам с определенной целью — с чрезвычайно важной, о которой мне не известно. Но мне известно, что, если мы хотим выбраться из этого подвала и скрыться от толпы, мы должны повиноваться ему. Нужно не так много. Пара фраз заклинания, и все. Но их должен произнести ты, Хоррис. Ты. Хоррис потер виски, думая о безумии, которое таится в глубине любого человеческого опыта. Надо полагать, сейчас он испытывал его апогей. Голос его источал яд.

— И что я должен сказать, о могущественный связной?

— Оставь сарказм. На меня он не действует. Ты должен произнести следующие слова: «Рашун, облайт, сурена! Ларин, кестел, мэнета! Рун!»

Хоррис начал было спорить, но осекся. Он узнал пару слов — и это были явно магические слова. Остальных он никогда не слышал, но в них тоже ощущалась магия, вес волшебства. Прижимая Шкатулку Хитросплетений к груди, он уставился на Больши. Потом прислушался к звукам погони, ставшим еще громче: пол был сорван, вход в подвал открылся. Время было на исходе.

Страх избороздил его лицо морщинами. Хоррис сдался.

— Ладно. — Встал и выпрямился. — Почему бы и нет? — Он прокашлялся. — Рашун, облайт, сур…

— Погоди! — прервал его Больши, отчаянно захлопав крыльями. — Протяни Шкатулку вперед!

— Что?

— Шкатулку Хитросплетений! Протяни ее вперед, оторви от себя!

Теперь уже Хоррис понял все. Ему стало понятно, что за тайна скрывалась в Шкатулке, и он был изумлен и испуган одновременно. Он мог бы швырнуть Шкатулку и броситься бежать со всех ног — если бы ему было куда бежать. Он мог бы не уступить настояниям Больши, если бы здесь был еще кто-то, кого можно было бы заставить повиноваться. Если бы обстоятельства были иными, он сделал бы практически что угодно, но в ключевые моменты жизнь редко предоставляет возможность выбора. И сейчас наступил именно такой момент.

Держа Шкатулку на вытянутых руках, Хоррис принялся читать заклинание:

— Рашун, облайт, сурена! Ларин, кестел, мэнета! Рун!

Что-то прошипело в ушах Хорриса Кью: долгий, медленный вздох облегчения, смешанный с накопившейся злобой и яростью и обещанием медленной мести. В ту же секунду желтый свет в комнате стал вдруг ядовито-зеленым — пульсирующим отражением такого света, который виден бывает в самой глубине древнего леса, где девственная растительность все еще не потеряла власть, а границы этого мира по-прежнему охраняют какие-то клешнятые существа. Хоррис бросил бы Шкатулку Хитросплетений, если бы руки ему повиновались, но они словно приросли к ней — ногтями впились в резную поверхность, и нервные окончания пальцев сплавились с неожиданным биением жизни, поднимавшейся изнутри. Верхняя часть Шкатулки просто исчезла, и из самой ее глубины поднялся клубок того, что Хоррис Кью и не помышлял когда-либо увидеть.

Волшебные туманы.

Они поднялись завесой и упали на стальную дверь, перекрывшую вход в тоннель, покрыв ее, будто слой краски, а потом растворили ее, так что не осталось ничего, кроме расплывчатых теней, чуть заметных на фоне черного провала.

— Быстрее! — прошипел ему в ухо Больши. — Иди, пока он не закрылся!

В следующее мгновение птица улетела, и ее исчезновение словно толкнуло Хорриса Кью вперед: он бросился следом, так и не выпустив из рук Шкатулку, казавшуюся прежде столь ценной. Теперь он мог бы спокойно посмотреть, что там спрятано. Крышки на ней не было, и он мог бы, заглянув внутрь, узнать ее тайну. Когда-то он все бы за это отдал. А теперь не смел.

Он прошел сквозь завесу, сквозь паутину волшебных туманов, словно вернувшихся из его прошлого. Его глаза были широко открыты: он был готов ко всему. Пред ним вдруг предстало видение исчезающих золотых монет и растворяющихся дворцовых помещений — горький итог его потерь, сумма пяти потраченных впустую лет. Они появились — и тут же исчезли. Он оказался в лабиринте, где не было ни пола, ни потолка, ни стен, в тусклом свете, в котором он плыл, словно попавшаяся в сеть рыба, пытающаяся вырваться на свободу. Вокруг него не ощущалось движения, не было слышно звуков, не было пространства, времени и места — лишь переход и пугающая уверенность в том, что стоит ему отклониться в сторону — и он погиб.