Андре Нортон - Трое против Колдовского мира

Однако прежде чем затеять войну, Пагар собирался прощупать силы Эсткарпа, который был грозен не только суровыми воинами древней расы, но и тем, что его волшебницы имели доступ к Силе и могли распоряжаться ею по своему усмотрению, защищая страну. Кроме того, существовал прочный союз между народом древней расы и салкарами — племенем морских бродяг, которые своими набегами некогда принудили Ализон к прекращению военных действий. Они могли в любой момент направить свои корабли на юг и начать набеги на побережье Карстена, а это сразу настроило бы против Пагара карстенских торговцев.

Учитывая всё это, Пагар готовился к войне тщательно и осторожно. Рейды карстенцев вдоль границ Эсткарпа начались в то же лето, правда, они не представляли большой опасности. Однако частые атаки, даже легко отбиваемые, могли истощить силы обороны: несколько человек потеряно здесь, несколько там, ряды защитников неумолимо редели.

Эсткарп ответил на атаки, направив на юг корабли салкаров, предоставив им полную свободу действий вдоль побережья Карстена. Это заставило Пагара задуматься. Капитан салкаров Густвар собрал флот из двадцати кораблей, привёл их, несмотря на жестокий шторм, к устью Карса и, сломив оборону, прошёл по реке до самого города, где устроил побоище, после которого герцог Карстена затих на целый год. Тем временем возник мятеж на юге страны, родине Пагара, который возглавил его единоутробный брат, что тоже прибавило хлопот герцогу.

В ту неспокойную пору нас троих увезли из родного форта — но не в Эс, ибо отец и мать держались подальше от города, где находился Совет Владычиц. Госпожа Лойз обзавелась небольшим поместьем в Эстфорде и пригласила нас туда пожить среди её домочадцев. Нашим ангелом-хранителем по-прежнему оставалась Ангарт, у которой с хозяйкой Эстфорда сразу же сложились дружеские отношения.

Наша мать, оправившись после долгой болезни, снова начала оказывать отцу посильную поддержку в его ратных делах. Совместно они владели Силой — но пользовались ею по-своему, не так, как волшебницы, и те относились к ним с ревностью и подозрением. Мудрейшим было оскорбительно сознавать, что Даром Силы может владеть и мужчина: они объясняли эту странность отступничеством матери от их кодекса. Они не желали больше иметь с нею дела. В ту пору Совет Владычиц не проявлял интереса к нам, детям странных родителей. Точнее, волшебницы намеренно игнорировали наше существование. Каттея не была подвергнута испытанию на владение колдовскими способностями, как все шестилетние девочки древней расы.

Я почти не помню, какой была мать в те годы. Она приезжала в Эстфорд в сопровождении защитников границы, которые интересовали меня больше, чем кто-либо другой. Едва научившись ходить, я норовил дотопать до кого-нибудь из них, чтобы схватиться за полированную рукоять меча. Мать посещала нас не часто, а отец — ещё реже. Они почти всё время пребывали вблизи границы. Со всеми своими детскими бедами мы шли к Ангарт. Нежную привязанность питали мы и к госпоже Лойз. А наше отношение к родителям было проникнуто чувством благоговейного трепета, в особенности это касалось отца. Он был не из тех, кто легко находит общий язык с детьми, а возможно, испытывал к нам неосознанную неприязнь — за те муки, которые наше появление на свет причинило его жене, самому дорогому для него существу.

Мы не были близки с родителями, заменой чему служила тесная связь между нами — детьми, хотя мы были очень разными. Как и предвидела мать, я стал воином, а Кимок — философом. Сталкиваясь с какой-нибудь трудностью, он не шёл напролом, а пытался разобраться, в чём суть. Он рано начал задаваться мудрёными вопросами и, когда понял, что никто не может дать на них ответа, решил сам постигнуть тайны окружающего мира.

Каттея же отличалась способностью остро и глубоко чувствовать. Она пребывала в единстве со всем, что её окружало — с животными, с деревьями, с ручьями, и даже с неподвижными холмами. В некоторые моменты от её наития было гораздо больше пользы, чем от моей решительности или от рассудительности Кимока.

Мне трудно вспомнить, когда мы осознали, что тоже наделены Даром Силы. Как-то нечаянно выяснилось, что нам совсем не нужно быть рядом, чтобы общаться. Временами мы становились словно бы единой личностью: я был её волей, Кимок — разумом, Каттея — душой и чувствами. Осторожность удерживала нас от того, чтобы открыться в этом другим, хотя я почему-то не сомневался, что Ангарт знает о нашей совокупной силе.