Андре Нортон: Волшебница Колдовского мира

Я ничего не рассказала своим братьям, потому что мой сон не принёс бы пользы, он только мешал бы им в опасных горах. Я решила, что если почувствую прикосновение настоящего Зла, то отвяжусь от спасательной верёвки и, бросившись в пропасть, положу конец всем проблемам, лишь бы не потянуть за собой других.

Мы провели в этом месте остаток дня и ночь. На следующее утро туч уже не было. Вранг высоко взлетел и, вернувшись, сообщил, что буря кончилась, и всё спокойно. И мы пошли.

Теперь уже не было ступеней. Мы ползком взбирались по утёсам, шли по гребням. Валмонд всё время так внимательно следил за вершинами над нами, что это угнетающе действовало на нас, по крайней мере на меня, хотя я и не была уверена, что он боится чего-то ещё, кроме лавины.

В середине дня мы нашли более широкий выступ, чем тот, по которому шли раньше, и присели на нём перекусить. Валмонд сообщил, что мы теперь уже недалеко от прохода, и, воз можно, часа через два всё худшее останется позади. Спустившись со склона, мы повернём на восток. Так что мы с некоторым облегчением жевали лепёшки и потягивали из фляжек напиток Долины.

Мы прошли через перевал за время, указанное Валмондом, и вышли на ведущую вниз тропу, показавшуюся нам несравненно более лёгкой, чем тот путь, который мы проделали. Здесь проводник объявил остановку. Он проверил верёвки и сказал, что их надо подтянуть. Мы ожидали, пока он рылся в мешке. Вот тогда-то и произошло то, чего он боялся.

Я услышала только рёв и инстинктивно откинулась назад, а потом покатилась, засыпанная снегом, и больше уже ничего не помню.

Было темно и холодно, и на мне лежал тяжкий груз. Когда я полубессознательно попыталась освободиться от этой тяжести, оказалось, что я не могу пошевелить ни рукой, ни ногой. Были свободны только голова, шея и одно плечо, а лежала я лицом кверху. Кругом была тьма. Что же случилось? Мы только что стояли у склона горы, чуть ниже перевала, и вдруг я замурована! Мой затуманенный разум не мог связать всё это вместе.

Я снова попыталась высвободить руку, плечо которой было свободно. С большим трудом мне это удалось. Теперь я смогла ощупать пространство над головой. Мои полуонемевшие пальцы больно ударились обо что-то твёрдое и скользкое. Я ничего не видела в непроглядном мраке, а осязание мало что прояснило — только то, что сама я захоронена в снегу, а рука, плечо и голова находятся в небольшой пещерке — углублении скалы. Только это и спасло меня, и я не задохнулась под снегом, огромный пласт которого навалился на всё остальное моё тело.

Я не могла смириться с этим пленом и в панике начала раскапывать снег освободившейся рукой. Я отбрасывала его горстью, а он снова падал мне на лицо. Наконец я поняла, что готовлю себе ту судьбу, от которой меня спас скальный карман. И начала работать более методично, стараясь сталкивать снег вниз, но убедилась, что погребена очень надёжно. Мои старания не оказывали на снежную ловушку никакого воздействия.

Наконец, измученная и вспотевшая, я затихла, тяжело дыша, и постаралась обуздать страх, который подтолкнул меня на эту бесполезную работу. Наверное, всё-таки, это была лавина. Она смахнула нас со склона, а меня засыпала. Другие, может, уже копают снег в поисках меня. А может быть, они все… Нет, я решительно отогнала подобную мысль. Я не смела подумать, что такая удача, как скальный карман, спасла меня одну. Я должна думать, что и все остальные живы. Вот когда я горько пожалела о своём утраченном даре общения с братьями и о своей магии, которая тоже была потеряна мною. Но может быть…

Я закрыла глаза и попыталась настроить свой мозг, как это бывало раньше, чтобы найти Кайлана и Кимока, стать с ними одним существом.

Но появилось такое ощущение, будто я смотрела на манускрипт, на ясно написанные слова незнакомого языка и не могла их прочесть, даже зная, что от этого зависит моя жизнь.

Жизнь или смерть…

Допустим, братья и все остальные остались живы. Допустим, что для них будет лучше, если они не найдут меня. Да только в каждом из нас есть некая упрямая искра жизни. Она не позволит мне покорно отказаться от борьбы за жизнь. Я считала, что могла сама столкнуть себя в ничто, если бы это потребовалось для братьев, и вот теперь задумалась, не сделать ли это.

Я вновь попыталась сосредоточиться только на своих братьях, на необходимости поговорить с ними мысленно. Если бы я могла сузить этот луч до одного человека, я выбрала бы Кимока, потому что он всегда был мне ближе. Я мысленно рисовала себе его милое лицо, направляла каждую каплю энергии, чтобы коснуться его мозга. Всё бесполезно.