Кертис Джоблинг - Восхождение Волка

Дрю насчитал внутри городских стен пять Больших деревьев – они были видны ночью благодаря огонькам, усыпавшим их стволы и подвешенным высоко на ветвях. Силуэты деревьев проступали на фоне пронизанного светом звезд ночного неба. Впрочем, слова «большие» было явно недостаточно для этих гигантских, колоссальных дубов. Дрю почувствовал несильный толчок ладонью в спину и понял, что давно уже стоит на месте, раскрыв рот от удивления.

– Здесь вы расстанетесь, – сказал Харкер, обращаясь к Дрю и Уитли. Юноши вновь, как на дороге, обменялись на прощание несколькими короткими словами.

– Разыщи меня, Уитли, – сказал Дрю. – Поговори обо мне со своим отцом, если хочешь помочь.

Уитли энергично кивнул и ушел, сопровождаемый двумя стражами, вместе с Ченсером и привязанным к нему Хоганом. Харкер сказал, что раненого следопыта отвезут в храм, где опытные монахи-травники постараются вывести яд из его организма. Если, конечно, еще не поздно это сделать.

Остальные стражи повели Дрю к одному из Больших деревьев. Когда они приблизились, Дрю увидел, что кора дерева почернела, а его ствол выглядит высохшим и перекрученным. По всей длине уходящего в небо ствола виднелись прорезанные в нем окошки. Дрю понял, что дуб выдолблен и внутри его, вверх по стволу, проделан проход. Пока Дрю размышлял об этом, стражи привели его к большим, прорезанным в стволе дуба дверям – они стояли открытыми, а за ними виднелся освещенный огнями холл. Проходя внутрь, Дрю успел заметить большой знак, вырезанный над дверью. Белыми буквами по черной коре было написано: «Гарнизон».

При входе Харкер обменялся несколькими словами с вышедшим навстречу им и высшим по званию офицером в черных кожаных доспехах, украшенных на груди эмблемой в виде серебряного дерева. Офицеры поговорили еще немного – вполголоса, то и дело бросая взгляды на арестованного юношу, – а затем Харкер вернулся к Дрю, взял его за руку и подвел к офицеру в черном. Тот позвал, и по его команде из соседнего караульного помещения в холл прибежали два стража, также одетых в черные доспехи.

– Парень, мне было очень приятно сопровождать тебя. Хочу, чтобы ты знал об этом, – сказал Харкер, похлопывая Дрю по спине. – Даю слово офицера, что передал тебя под расписку и буду с интересом следить за твоей дальнейшей судьбой. И не смотри так испуганно, мы здесь не Лесовики. – Харкер наклонился ближе и сказал на прощание: – Все это делается для твоего же собственного блага.

Стражники взяли Дрю за наручники и повели к лестнице. Харкер смотрел им вслед до тех пор, пока они не исчезли из вида.

Затем стражники привели Дрю в эту камеру, где он сидел сейчас, размышляя о своей дальнейшей судьбе. Юноша чувствовал себя уставшим, не выспавшимся. Сначала он попробовал лечь на нары, но не мог на них уснуть – их жесткие доски были для Дрю «слишком ровными», если можно так сказать. В итоге он спал на полу, завернувшись вместо одеяла в плащ Уитли. С первыми проникшими сквозь зарешеченное окно лучами солнца Дрю поднялся и принялся ходить по камере, испытывая непреодолимое желание вырваться на свободу. Дверь камеры была деревянной, массивной, обитой для прочности металлическими полосами, и, разумеется, запертой. В центре двери виднелось маленькое прикрытое с внешней стороны окошко. Дрю позвал стражника, но никто не откликнулся и не пришел. С тех пор прошло несколько часов.

Встав на нары, Дрю выглянул в зарешеченное окно. Внизу, за стенами его камеры, виднелась земля – она была метрах в пятнадцати внизу. Время подходило к полудню. Освещенный солнцем, Брекенхольм выглядел еще удивительнее, чем ночью. Улицы рядом с Гарнизонным деревом выглядели тихими, сонными, почти безлюдными, но расположенная немного дальше Даймлинг-роуд была запружена народом. Доносившиеся оттуда крики лавочников и лоточников подсказали Дрю, что там находится рынок. В камеру Дрю долетали не только крики, но и запахи – сводящие с ума ароматы горячего хлеба, ванили, копченого мяса, сыра…

У Дрю потекли слюнки, что и неудивительно – ведь он не ел со вчерашнего вечера.

Дрю отчетливо видел мелькавшие в толпе зеленые накидки Городских стражей. Они спокойно разгуливали, переговариваясь с торговцами и горожанами Брекенхольма. Он также отметил присутствие еще каких-то солдат, в незнакомой ему униформе – с грозно стоящим на задних лапах львом на нагрудных доспехах и в красных длинных, до земли, плащах. Больше всего «красных» было возле таверны. Они то и дело ныряли в дверь и выходили наружу с полными кружками в руках, после чего продолжали прохаживаться по улице, греясь на солнышке. Проезжавшие по Даймлинг-роуд сторонились, уступая дорогу «красным», которые шли, качаясь, хватаясь друг за друга и громко хохоча. Дрю удивило, почему «красные», которые явно были не на службе, не сняли свою униформу. Судя по неодобрительным гримасам наблюдавших за всем этим с высоты своих стен Городских стражей, это удивляло не его одного.