Вадим Крабов: Защитник и Освободитель

Ох и натерпелись же этой ночью влиятельные купцы! В страхе просидели всю ночь под охраной суровых этрусков. Рид — не исключение. К нему усталый Рус заглянул перед самым рассветом. Поздравил его со скорым назначением главой Гильдии, обговорил еще несколько вопросов и попросил не обижаться на вынужденный арест, на что купец возмущенно воскликнул «да как можно!». В искренности сего выкрика Рус уверен не был, но это не суть важно.

Организацию покушения списали на незадачливого Кирка. Вскоре его повесили на центральной площади, а через несколько дней из Кушинара вышел корабль, которой увез всю верхушку Следящих, таможни и других чиновников с семьями. Они сохранили свои жизни только потому, что вернулся Ринг, хвала богам, живым и здоровым. Он, оказывается, сбежал из города на следующий день после «отречения» Пирка. Почуял, чем запахло дело. Если бы предыдущего князя нашли в виде трупа, то полетели бы головы. Рус не потерпел бы крови «помазанника божия». Собственно поисками бывшего правителя и объяснялась столь долгая задержка с отправкой вышеуказанных лиц.

А заговорщики о Ринге попросту забыли, понимая, что кого-кого, а его точно князем снова не сделают. Скорей всего этрусский царь, обрадовавшись избавлению от опасного конкурента, пришлет наместника из столицы, если их «пасынок Френома» «потеряется». Конечно, перевернут весь город, но Старшины надеялись отсидеться. Ведь это купцы нужны правителям, а не наоборот! Они, конечно, согласны терпеть неизбежное зло, но только в том случае, если князья не лезут в их вотчину — в торговлю. Рус сунул свой наглый нос, за что и поплатился.

Так рассуждала купеческая верхушка. Самомнение у Старшин Торговой Гильдии Великого Кушинара — зашкаливало. Князь Рус Четвертый из рода Нодаш поставил их на место.

Он не хотел менять весь уклад полюбившегося ему города, потому и сдержал себя, сдержал весь уполовиненный «Тирским походом» этрусский гарнизон. Рус нуждался в спокойном Кушинаре, как в месте для «душевного отдохновения». Где можно посидеть, глядя на волны, ни о чем не тревожась, не думая, не заботясь. Купаться, загорать, приглашать друзей и говорить только об отвлеченных материях. Мечта! Несбыточная, но от того не менее привлекательная.

Удивительно, но город по соседству с воинственными кочевниками давно жил мирной размеренной жизнью. Если, конечно, не считать излишне влиятельную жадноватую Гильдию. А может и в том была своя прелесть. Важные купцы, отважные мореходы, весь, в целом, небедный народ вели себя так, будто они пуп земли: жили неторопливо, вальяжно и в то же время активно-пронырливо.

Теперь влияние Гильдии уменьшилось, а княжеская власть укрепилась. Рус испугался было, что город потеряет свою привлекательность, но скоро убедился — обошлось. Люди, с месяц пообсуждав неудачное покушение, казнь «жертвенного борка» — умные кушинги понимали что к чему, зажили прежней жизнью.

«Князь не лютует? Прекрасно! Потряс жирных Старшин? Выгнал жадных чиновников? Давно пора! Хватит бездельничать, конкуренты не дремлют!..», — примерно в таком ключе рассудило большинство торговцев и ремесленников — костяк предприимчивого племени.

А еще Рус не забывал, что Кушинар являлся единственным теплым портом этрусского царства. Имел на этот счет весьма интересные планы. Он вообще определил свою жизнь на несколько лет вперед. Это и Кальварион с прибывающими рабами, и альганские пятна, в особенности кафарское с бывшим лоосским гвардейцем Аригелием, о котором так восторженно отзывался Борис. Всплыли знания о Золотых драконах, об интересных узорах, о башнях, в конце концов. Планировал заняться разработкой собственных структур, задумок о коих имел множество. В частности закончить, наконец, создание амулета «абсолютной защиты», совмещающим в себе качества «обтекателя» и «пыльной стены». Много идей нуждались в воплощении. Одним словом — разорваться.

А глубине души Руса лежало пока еще неосознанное желание иметь детей. Он еще не подозревал об этом, но уже решил:

«Хватит Гельке учиться. И так каналы растянулись до подмастерья. Отправлю-ка я её в декретный отпуск. Структуры можно и беременной учить, главное до отката не добираться…».

А еще глубже грелась ностальгия, тщательно заваленная повседневными заботами. Она активировалась сразу, как только он понял, что в координатах есть обозначение мира.

«Земля всяко постарше этого молодого мирка будет, стало быть можно найти о ней запись. Как-то же Флорина на меня вышла…», — рассудил он и перестал об этом думать.