Роджер Желязны - Миры Роджера Желязны.Том 18

— Эй, полегче! — воскликнула Илит, уворачиваясь от его объятий. — Я, как-никак, ангел. Забыл, что ли?

— Не забыл, — отозвался Аззи. — Просто подумал, вдруг ты захочешь развеяться.

— Есть правила, которым мы обязаны следовать.

— А твое приключение с доктором Фаустом — как оно вписывается в эти правила?

— Это была ошибка, результат эмоционального перенапряжения. А после я покаялась. Так что у меня все отлично. Как прежде.

— А с Бабриэлем кто разругался?

— Мы по-прежнему видимся. А ты откуда знаешь?

— В тавернах преисподней адские новости хорошо идут в обмен на райские.

— Неужели кому-то интересно сплетничать о моих любовных делах?

— Ну, не скажи. Когда-то ты была знаменитость номер один. Помнишь, тогда я еще не был тебе противен.

— Зануда ты, Аззи, — сказала Илит. — Хочешь меня соблазнить, так говори, какая я красивая и желанная. А то — знаменитая…

— Кстати, ты отлично выглядишь, — вставил Аззи.

— А ты, как всегда, исключительно умен, — отвечала она. Взглянула на море. — Обман зрения очень милый, я, право, тронута. Но мне действительно пора к детям.

Она шагнула из иллюзорного пространства обратно на кладбище — и вовремя, а то ангелочек Эрмита уже вцепилась в ухо ангелочку Димитрию. Вскоре рядом возник Аззи — похоже, отказ не слишком его огорчил.

— И вообще… по-моему, ты домогаешься совсем не меня. Что с тобой, Аззи? — спросила Илит. — И что ты тут все-таки делаешь?

— Я остался не у дел, — с горьким смехом отвечал Аззи. — Без работы. Вот, решил податься сюда, посмотрю, что делать дальше.

— Сюда? В Англию?

— В Средневековье. Это одна из моих любимых эпох.

— Ты — да не у дел? Я думала, силы Зла тебя ценят, особенно после недавней истории с Фаустом. Ты блестяще себя показал.

— Ах! Не напоминай мне о Фаусте!

— А что?

— Я исправил то, что напорол Мефистофель, — и, думаешь, меня наградили по заслугам? Как бы не так! Адские судьи живут себе, будто получили власть на веки вечные, и того не понимают, дурачье, что вот-вот выйдут из моды и навсегда исчезнут из человеческого сознания.

— Силы Тьмы на грани исчезновения? А что будет с Добром?

— Оно тоже исчезнет.

— Это невозможно, — сказала Илит. — Человечество не может жить без твердых представлений о Добре и Зле.

— Ты уверена? Жило же. Греки запросто обходились без этих понятий, и римляне тоже.

— Сомневаюсь, — отвечала Илит. — И даже если так, человечество никогда не вернется к этому колоритному, но исчерпавшему себя морально языческому образу жизни.

— А почему бы нет? Добро и Зло — не хлеб и не вода. Человечество прекрасно без них обойдется.

— И к этому ты стремишься, Аззи? — укорила Илит. — Чтобы в мире не стало Добра и Зла?

— Конечно, нет! Зло — моя работа, мое истинное призвание. Я в него верю. Я хочу придумать нечто убедительное в защиту того, что называют Злом, встряхнуть человечество, увлечь, вернуть к милой старой драме Света и Тьмы, достижений и потерь.

— Думаешь, у тебя получится? — спросила она.

— Конечно. Не хочу хвастаться, но своего я добиваться умею.

— Не знаю, как с остальным, — сказала Илит, — а с самомнением у тебя все в порядке.

— Если б я только убедил Ананке принять мою точку зрения! — Аззи имел в виду олицетворенную Необходимость, которая, следуя своим неисповедимым путям, правит людьми и богами. — Но старая глупая корова талдычит о нелицеприятности.

— Что-нибудь придумаешь, — утешила Илит. — А теперь мне и вправду пора.

— И как ты не устаешь от этой оравы? — спросил Аззи.

— Когда хочешь стать хорошим, полдела — приучиться любить то, что должно любить.

— А другие полдела?

— Отвечать «нет» на льстивые речи бывших дружков. Особенно — демонов! До свиданья, Аззи, удачи тебе.

Переодетый купцом, Аззи вступил в близлежащий город Йорк. Толпы стекались к центру города, и он позволил людскому потоку увлечь себя в узкие извилистые улочки. Народ был настроен празднично, но Аззи не понимал, из-за чего веселье.

Посреди центральной площади были воздвигнуты деревянные подмостки, и на них шло действо. Аззи решил посмотреть. Театральные представления для широкой публики появились в Европе совсем недавно и сразу завоевали бешеную популярность.

Пьеска была из самых незатейливых. Актеры выходили на деревянный помост и притворялись, будто они — не они, а кто-то совсем другой. Зрелище, если смотришь впервые, весьма захватывающее. Аззи перевидал на своем веку множество представлений, начиная с примитивных козлиных игрищ Древней Эллады, и считал себя знатоком. Как-никак, он бывал на премьерах великого Софокла. Однако представление в Йорке отличалось и от козлиных игрищ, и от античной драмы. Оно было весьма жизненным, актеры на сцене разговаривали, как муж и жена.