Алексей Пехов - Крадущийся в тени

— Перемирие? — крайне подозрительно сказал Халлас, чувствуя какой-то свинский подвох в этом предложении.

— А что? Продолжишь войну с ним попозже.

— А разве т-так можно? — с сомнением спросил гном.

— Почему нет? — Фонарщик, ехавший рядом со мной, пожал плечами. — Войны иногда прерываются перемирием.

— Только не в-войны гномов! — запальчиво ответил Халлас.

— Считай, что у тебя кончился порох и перемирие необходимо, — нашелся Угорь.

Гном обстоятельно подумал, выжал намокшую бороду и, состроив рожу, будто он делал наиглубочайшее одолжение всему миру, сказал:

— Ну ладно. Давайте ваш плащ, что ли?

Делер уже открыл рот, чтобы высказаться о нестойкости гномов, идущих на уступки в боях, но поймал предупреждающий взгляд Угря и промолчал. Халлас укутался в плащ.

К вечеру дождь усилился, он уже полностью пропитал землю, и теперь луга превратились в огромные лужи. Копыта лошадей чавкали в этом маленьком болоте, и животные стали уставать, хотя продвигались мы довольно медленно. Только через две лиги травяные луга пустоши остались позади, и лошади вынесли нас на некое подобие дороги.

— Это остатки старой дороги. Той самой, что вела из Ранненга в Авендум, — будто услышав мои мысли, произнес из-под капюшона Кли-кли.

— Удивительно, как она сохранилась, — пробормотал Сурок. — Почти пятьсот лет минуло, а она лишь травой поросла.

— Нич-чего удивительного, — пробурчал Халлас. — Ее г-гно-мы с-строили.

— Да ладно тебе, Счастливчик, заливать! — отмахнулся Фонарщик.

— И нич-чего я не заливаю. Наша это работ-та. Я нюхом чую. Делер, подт-тверди.

— Ваша, ваша, — миролюбиво согласился карлик. — Ты бы лучше помолчал да погрелся. У тебя зуб на зуб не попадает.

— Ч-чей-то ты о моем здоровье так з-заботишься?

— Так помрешь, мне тебе могилу рыть.

Халлас поплотней закутался в плащ и ничего не сказал.

Несмотря на дождь, с земли стал подниматься туман. Точнее, не туман, а легкая, пока еще прозрачная белесая дымка. Она стелилась над землей, просачиваясь между травинок, окутывала копыта лошадей. Но как только появлялся ветер, дымка рассеивалась и на время отступала.

К нам, придержав коня, подъехал Маркауз:

— Эй, Кот! Ты уверен насчет неприятностей? Ничего не напутал?

— И то верно, — поддержал Алистана Горлопан. — Гроза давно прошла, мы вот уже четвертый час мокнем под дождем, а никаких громов с небес так и не случилось.

— Ну и слава Сагре, чтоб ничего еще сто лет не случилось, — прокряхтел Дядька.

— Да не мог я напутать. — Кот наконец-то смог вставить слово. — Сам не могу понять, что происходит. Раньше чувствовал, а теперь ничего. Пусто. Я уже начинаю думать, что почудилось.

Кот имел самый что ни на есть смущенный вид.

— А Миралисса и Эграсса ничего не чувствуют? — осторожно поинтересовался Мумр у Алистана.

— Нет. У них тоже пусто.

— Значит, пронесло, — с облегчением вздохнул Горлопан.

— Не надо радужных надежд, — состроил кислую физиономию Кли-кли. — Пронесет, пронесет, а потом кэ-эк вдарит!

— Чего ты каркаешь, чудо зеленое? — зло одернул гоблина Медок. — Надо говорить, что пронесет, и не думать о плохом.

— Я, конечно, оптимист, но путешествие с Гарретом вносит в мой характер пессимистические зернышки.

Кли-кли бросил в мою сторону многозначительный взгляд. Я ответил ему тем же, пообещав устроить гоблину чудесную жизнь, если он не заткнется. Шут только хихикнул.

Гоблинское зрение раз в десять острее человеческого. То, что мне казалось серой тенью, проступающей сквозь дождь и дымку, для Кли-кли было чем-то уж очень неожиданным. Он удивленно вскрикнул, гикнул, ударил Перышко пятками и стал нагонять эльфов.

Под копытами лошадей в траве, проросшей на заброшенной дороге, иногда что-то шуршало и скрипело, как будто лошади наступали на снежный наст. Я свесился с седла, но кроме травы ничего увидеть не смог. Под копыто Пчелки попал обломок какой-то палки. Лошадь наступила на обломок, и я услышал тот самый заинтересовавший меня звук. Еще десяток ярдов — и очередная палка. Теперь я смог хорошо рассмотреть ее. Черная, чернее и’альяльской ивы, неровная и бугристая. Это была отнюдь не палка, а осколок человеческой берцовой кости.

Я похолодел. Лошади шли по костям. Мы топтали останки неизвестных мертвецов.

Конечно, костей было не так уж и много, но то тут, то там слышался хруст и скрип.

— Чтобы мне целовать сковородку! — выругался Фонарщик. — Да тут битва была.

Вернулся Кли-кли, и видок у него был мрачнее, чем та туча, что гналась за нами поутру.